Политбюро и дело Берия. Сборник документов

Поскольку у нас еще не было достаточных данных для постановки этого вопроса, мы решили подождать ответа Сасания и затем обо всем сообщить Вам. В связи с тем, что особенно последнее время нам самим совершенно не ясно Ваше отношение к «Качу» и др., не ясно, каково должно быть наше поведение, возникает много трудностей в определении нашей позиции. Охлаждение отношений «Качу» чувствует, волнуется, постоянно подчеркивая, что налаженное с таким трудом взаимопонимание ускользает, его не используют, ему не доверяют. Правда, он каждый раз подчеркивает, что, несмотря на недоверие и предвзятость сложившегося мнения о нем в Центре, он будет продолжать действовать самостоятельно, не связывая его с указаниями оттуда. По поводу декларации он говорит, что вина не его, что дело не доведено до конца. Он давно готов был подписать (готов это сделать и сейчас) ее, но мы считали, что должен был подписать ее также и «Старик», который туго раскачивался. Сейчас, как Вам известно, «Старик» публично высказал свои позиции, и это нельзя не считать за большое достижение.

22 апреля «Качу» вызвал меня и «Георгия». Он говорил много о доверии, о том, что все заглохло, сознался в том, что потерял надежду на активную работу с нами (в этих целях он сохранял свое свободное время и не работал), и по причинам чисто материальным (проел свои запасы) он вынужден поступить на работу и сейчас устроился помощником одного из парижских адвокатов, составляет ему юридические доклады и готовит некоторые дела. Затем «Качу» просил переслать написанное им письмо Нине, жене «Павла». Он не скрыл, что после того, как интерес к нему заметно упал, он не может лично написать письмо «Павлу», опасаясь, что оно будет как-нибудь нехорошо истолковано. Однако из текста письма Вы увидите, что оно предназначено вовсе не для Нины. В нем излагается все то, что, по-видимому, у него наболело.

Поэтому мы считаем, что вопрос о дальнейшем нашем поведении должен быть решен, ибо у нас нет ясности. Продолжать бесцельные встречи и поддерживать разговоры на общие темы — мало полезно. Мы твердо придерживаемся директив т. Негрова и Ваших, не вступаем ни в какие разговоры, ничего не просим и ничего не получаем.

Просим указаний.

Кир

Георгий

Верно: [п.п.] Майор административной] службы Юрьева

Копия

25. IV. 1946 г.

Дорогая Нина, у меня есть реальные основания думать, что я не вполне выброшен из твоей памяти; время от времени, несмотря на многое, нас разделяющее, ты проявляешь внимание к своему старому дяде.

Ты можешь быть уверенной, что это взаимно: мне крайне приятно слышать о тебе лестные отзывы. Что же? Это голос крови — один из непреложных законов человеческой природы.

Пользуюсь случаем, чтобы написать несколько слов о себе; именно несколько слов, ибо, если писать пространно, этому не будет конца.

Очевидно, обо мне к вам поступают сведения. Думаю, что они точны, ибо источник их мне известен и известен с наилучшей стороны. Все же, если пишу непосредственно, то в целях устранения даже тени недоразумения.

Я подошел к последней грани своей жизни. Плохо ль или хорошо — об этом не мне судить, — я прошел свой путь. У старых людей своя психология, непонятная для молодых. У меня не осталось другой претензии, как передать будущему поколению результаты моего долгого опыта. Не вдаваясь в детали, я пришел к выводу, что Грузия в борьбе за свою национальную свободу не может и не должна рассчитывать на Запад. Если четверть века назад она могла предполагать найти тут реальные гарантии в этом направлении, то теперь такие поиски я расцениваю как пустую и даже вредную трату времени.

Думаю, что сказанного достаточно, чтобы тебе понять, что такая постановка вопроса — ключ к дальнейшему; под этим углом я подхожу к дальнейшим событиям.

Исходя именно из этого, я по своей собственной инициативе думал поддержать наши территориальные требования к Турции. Был момент, когда я считал, что было возможно в соответствующей форме выступление эмиграции, но меня постигла неудача. Не хочу говорить о причинах ее, констатирую только факт.

Было бы крайне несправедливо возлагать какую-либо ответственность за это на лицо, поддерживающее со мной связь; наоборот, он делал все возможное, дабы облегчить мою задачу, и давал правильную информацию своим верхам. Об этом я тебя прошу поставить в известность кого следует.

Надеюсь, к этому вопросу мы еще вернемся, и у эмиграции еще будет возможность выполнить свой долг перед Родиной.

Предстоит длительная и упорная работа по расчистке сгущенной десятилетиями атмосферы. Трудная и, если хочешь, крайне неблагодарная задача, я в этом отдаю себе ясный отчет; но она вытекает из понимания моего священного долга перед моим народом.

Не хочу скрывать, что у меня нет убеждения в наличии взаимного понимания оттуда. Достаточно привести пример полного исчезновения профессора] Такайшвили (о нем в течение целого года ни слуху ни духу), чтобы прийти к такому выводу.

Но, как я сказал выше, я действую не по чьей либо указке, а за свой страх и риск и в пределах моих сил буду вести свою линию…

Ну, дорогая Нина, прими от твоего старого дяди самые лучшие пожелания.

Ев. (подпись)

Верно: [п.п.] Майор административной] службы Юрьева

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 469. Л. 91–94. Подлинник (приложение копия). Машинопись.

Копия протокола допроса Л. П. Берия от 3 октября 1953 г.

Совершенно секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Представляю копию протокола допроса обвиняемого Берия Л. П. от 3 октября 1953 года.

Приложение: на 8 листах.

[п.п.] Р. Руденко

5 октября 1953 г.

№ 415/ссов

Протокол допроса

1953 года, октября 3 дня, генеральный прокурор СССР действительный государственный советник юстиции Руденко допросил обвиняемого

Берия Лаврентия Павловича.

Допрос начат в 13 час. 10 мин.

ВОПРОС: Вы Себерянского [так в тексте; правильно «Серебрянский». — Ред.] Якова Исаковича знаете?

ОТВЕТ: Да, помню, что такой Серебрянский работал в НКВД еще при Ягоде, затем НКВД был арестован и впоследствии был освобожден.

ВОПРОС: Почему Серебрянский Я. И., осужденный 7 июля 1941 г. Военной коллегией Верховного суда СССР к ВМН за измену Родине как шпион и участник антисоветской заговорщической организации, куда был завербован Ягодой, оказался в августе 1941 года в числе работников II отдела НКВД СССР?

ОТВЕТ: Я не помню обстоятельств, при которых он был освобожден. Это должен знать Судоплатов или кто-либо из его группы. После освобождения Серебрянский был оставлен в НКВД СССР. Ему предполагались поручения специальных заданий.

Во время одного из докладов И. В. Сталину он поручил мне выяснить — где находятся работники, которые при Ягоде использовались для специальных заданий за кордоном. В связи с этим я навел справки и установил, что таким работником, в частности, являлся Серебрянский, который к этому моменту был нами арестован. Был ли он осужден к расстрелу — я не помню. Серебрянский был освобожден в целях использования его для спецзаданий.