Политбюро и дело Берия. Сборник документов

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 480. Л. 128–131. Копия.

Письмо Ю. С. Визель от 15 июля 1953 г. Г. М. Маленкову, В. М. Молотову, К. Е. Ворошилову

В Президиум ЦК КПСС

товарищу Маленкову Г. М.

товарищу Молотову В. М.

товарищу Ворошилову К. Е.

от члена КПСС Визель Ю. С., партбилет № 1872194

Прошу ознакомиться с моим письмом. Факты, излагаемые мною, достоверны, легко могут быть проверены и имеют некоторое значение в связи с последними событиями — разоблачением Берия как врага партии, авантюриста и буржуазного перерожденца.

В 1938 году, работая в органах МВД, я был включен Кобуловым и Берия в агентурно-следственную работу, результатом которой явились материалы, компрометирующие товарищей Ворошилова К. Е., Калинина М. И. и Жемчужину

Меня и многих других работников органов привлекли к этой работе под предлогом необходимости выполнения ответственного партийного поручения.

Необычность обстановки и условий работы по данному делу, примененные в следствии изощренная тактика и методика и тенденциозность, направлявшаяся свыше, привели меня к мысли, что под предлогом «показать нашим товарищам, как их обволакивает вражеское окружение» (слова Берия), предпринята серьезная попытка дискредитировать ряд руководящих деятелей партии и правительства.

Позднее мне стало известно, что следственный отдел по особо важным делам вел «расследование» дореволюционной деятельности товарища Молотова В. М. с целью компрометации его.

Вместе со мной работал сотрудник органов Зубов А. Н. Беседуя с ним о том, что нас втравили в грязное дело, я склонил его написать совместное письмо на имя И. В. Сталина и В. М. Молотова об обстоятельствах возникновения и развития этого дела.

Такое письмо было нами написано на конспиративной квартире Зубова на Тверском бульваре, но передача его затруднялась тем, что за мною велось круглосуточное наблюдение, и можно было предполагать, что оно установлено и за Зубовым, поэтому он предложил использовать для передачи письма его жену.

Письмо было передано ей нами на улице и объяснено, как его передать.

Спустя несколько дней Зубов сообщил мне, что письмо им уничтожено.

Мысль — сообщить руководству партии об этом деле, а также других извращениях в работе органов — не оставляла меня и после этого.

В скором времени я оказался на положении активно разрабатываемого человека, и на меня исподволь началась заготовка компрометирующих материалов.

В 1943 году я сделал попытку добиться приема в ЦК партии. Я позвонил Вашему, товарищ Маленков, секретарю и попросил его доложить Вам мою просьбу о приеме. Не докладывая Вам, он тут же ответил, что Вы не сможете принять меня и предложил мне позвонить тов. Павлову (или Петрову — точно не помню). Этот товарищ оказался занятым и меня принял инструктор тов. Балабанов в присутствии работника органов.

Этим товарищам я не решился рассказать всего того, о чем хотел сообщить ЦК, но кое-что об обстановке в органах я им рассказал. Тов. Балабанов ответил мне, что ЦК доверяет товарищам, осуществляющим руководство в органах, и порекомендовал обратиться к ним.

Результатом моего посещения ЦК явилось снижение в должности и срочная отправка меня, больного, не оправившегося после тяжелого ранения, на фронт.

Сперва меня вызвал начальник особой инспекции при министре и предложил немедленно покинуть Москву («не болтаться здесь») и выехать на фронт со снижением в должности, ибо в противном случае меня исключат из партии.

Вслед за этим меня посетил «доброжелатель» — работник органов Гукасов и посоветовал, не подымая шума, немедленно уехать или меня доведут до состояния, когда я буду вынужден просить милостыню на улице.

Я уехал, но решил после войны, если останусь жив, при любых условиях сообщить товарищу Сталину все данные, которыми я располагал об обстановке в органах.

На фронте ко мне приставили в качестве заместителя работника органов Карасаева, усиленно интересовавшегося, не намерен ли я еще раз обращаться в ЦК. На мое замечание, что после войны будет видно, Карасаев мне заметил, что если преподанный мне предметный урок не будет мною учтен, меня «сотрут в порошок».

После возвращения из армии в 1946 году, а также позднее, в 1948 году, по инициативе Зубова у нас состоялось несколько встреч. Первые беседы носили характер прощупывания моих настроений, не намерен ли я что-либо предпринять по упомянутому выше делу.

Желая убедить меня в безнадежности этого мероприятия, Зубов рассказал мне, что во время войны он выезжал в лагеря, где организовал ликвидацию заключенных, привлеченных и осужденных по этому делу, что наряду с этим ему во время Отечественной войны было поручено проверить благонадежность товарища Ворошилова К. Е.

При другом разговоре, происходившем в Сокольническом парке культуры и отдыха, Зубов говорил, что авторитет Берия незыблем, ибо его считают неподкупным, и что Берия явится «наследником», т. к. есть основание полагать, что за «семью печатями» (собственные его слова) хранится соответствующий документ.

Я говорил Зубову, что считаю направление работы органов неправильным, что органы занимаются не тем, чем они должны заниматься, а в подборе, расстановке и использовании чекистских кадров руководствуются не государственными соображениями. Я назвал это нищетой духа и убожеством мысли и дел.

Из органов меня уволили в сентябре 1946 года. Не обладая другой профессией, кроме чекистской, я долгое время не мог устроиться на работу, и был вынужден обратиться за помощью в трудоустройстве к товарищам, знавшим меня по работе в органах. Все их попытки помочь мне получить работу оказывались тщетными.

После очередной неудачной попытки получить работу ко мне явился Зубов. Поинтересовавшись, как я живу, он с цинизмом заметил: «кольцо замкнуто», и предложил помочь мне в получении работы при условии, если я соглашусь уехать из Москвы.

В 1946 году я еще раз попытался быть выслушанным в ЦК. Мне удалось добиться приема у товарища, осуществлявшего контроль за органами, по фамилии Павлов (возможно Петров). Я рассказал ему о неправильных методах работы органов, о том, что и в 1938-39—40 годах и позднее органы фактически работали на холостом ходу, не выполняя основной своей задачи, о фактах беззакония и произвола, привел ему убедительный пример о заместителе] министра Обручникове.

На все это он мне ответил, что по затронутым вопросам мне надлежит обратиться к Берия, а что касается Обручникова, то он только недавно утвержден заместителем] министра внутренних дел и пока нет оснований пересмотреть вопрос о нем.

После такого ответа не могло быть речи о более серьезном разговоре.