Перри Андерсон - На путях исторического материализма

И наконец — и это важнейший из всех вопросов — вероятность глобальной ядерной войны, способной уничтожить все формы жизни на Земле, впервые представляет непосредственную смертельную угрозу общего конца — конца человеческой истории в условиях вымирания живой природы. Сама мысль о такой случайности была бы невообразима для основоположников исторического материализма. Ее реальность, таким образом, заставляет задуматься над совершенно новыми вопросами представителей любой критической теории, которая делает попытку взглянуть прямо в глаза проблемам конца XX в. Совсем не случайно, что современные размышления и предположения о динамических процессах, приведших к постоянно растущей международной напряженности, свидетелями которой мы сегодня являемся и которая чревата еще большей завтрашней опасностью дальнейшего распространения и углубления, обращаются к натуралистическим теориям. Эдвард Томпсон и Режи Дебре — два очень разных, но сформировавшихся в свое время на основе марксистских идей мыслителя, — выступили недавно с одних позиций, предложив, по существу, онтологическую диалектику понятий «я» и «иного», на протяжении всей истории свойственную связям внутри человеческого коллектива, в качестве объяснения растущей национальной непримиримости и эскалации международной гонки вооружений в послевоенный период. Все подобные точки зрения необходимо очень внимательно и трезво рассмотреть. Однако их основная мысль состоит в том, что, если отношения между структурой и субъектом относятся к сфере деятельности главным образом социалистической стратегии, то отношения между природой и историей приводят нас к давно требующей внимания социалистической морали. Марксизм не осуществит своего признания как критическая теория, если он полностью этого не поймет.

Остается последний вопрос, неизбежно встающий перед каждым, кто попытается критически рассмотреть сложившуюся ситуацию в современном марксизме. Вопрос этот ставится следующим образом: какова природа взаимоотношений между марксизмом и социализмом? Существует простой, классический ответ на этот вопрос: первое обозначает теорию, способную привести к обществу, называемому социализмом. Но такой ответ слишком упрощает сложные и неясные отношения между ними. Ибо социализм — это не просто конечная станция исторического процесса, которая ожидает нас где-то за горизонтом. Социализм — это еще и абстрактное идейное течение принципов и ценностей, отстаиваемое в страстных спорах, история которого уходит почти на два столетия назад и которое активно разворачивается в наше время. И в этом смысле социализм представляет собой то силовое поле культуры и политики, которое существовало до марксизма и выходит за его пределы. Сама теория, таким образом, не является монополией исторического материализма: мыслители-социалисты были и до, и после Маркса, труд которого не находился в непосредственной взаимосвязи с его интеллектуальным окружением.

Было бы самонадеянным отождествлять социализм и исторический материализм. Совершенно очевидно, что между ними не существует полного совпадения. Не так давно Эдвард Томпсон попытался не только разграничить, но и резко противопоставить один другому. В своей красноречивой защите нового утопизма он отказывает «марксизму» в претензиях на познание и в то же время защищает моральные требования «коммунизма». Однако, придерживаясь такой позиции, трудно ответить на вопрос, почему же марксизм получил такое широкое распространение в международном рабочем движении в нашем веке. Здесь опять следует оглянуться назад, как мы уже делали в самом начале, и спросить: каковы были исторические условия, позволившие историческому материализму занять доминирующее положение внутри социалистической мысли и культуры в целом? Или точнее: в чем для социалиста состоит уникальность марксизма как теории и как далеко она простирается?

Любой ответ на этот вопрос будет носить несколько стенографический характер. Весьма приблизительно можно сказать, что до сего дня, с точки зрения левых, структурная первичность исторического материализма основывалась на трех особенностях, которые отличают его от всего остального в культуре социализма.

Первой особенностью исторического материализма как интеллектуальной системы является его масштаб. У социализма не было недостатка в интересных, значительных мыслителях — от Сен-Симона до Морриса, от Жореса до Вигфорса, от Чаянова до Мюрдаля, но только Марксу и Энгельсу удалось создать всестороннюю теорию, обладающую способностью к последовательному, кумулятивному развитию и после них. Эта жизнеспособность проистекала, разумеется, говоря словами Ленина, из синтеза «немецкой философии, английской политэкономии и французской политики». В результате в их учении была разработана система понятий и взаимосвязанных посылок, и оно охватило широкий спектр социальных форм и видов социальной практики больше, чем какая-либо иная теория. И в этом смысле теории социализма не было равных, не было даже потенциальных соперников. У социализма есть свои одиночки-мыслители, которые следуют своим, отдельным путем, но до сих пор было и остается всего одно собрание социалистической мысли, которое представляет собой подлинно коллективную парадигму исследования, допускает дискуссии и споры, которые ведутся на общем языке между поколениями и континентами.

Вторая особенность марксизма как течения внутри социализма всегда заключалась в его природе как теории исторического развития. Среди социалистов были и есть хорошие историки, придерживающиеся других убеждений,— Тауни и Лефевр, Бирд или Тейлор. Претендовать же на обобщенное осмысление всей истории развития человечества, начиная от первобытных племен и кончая современными формами, может. лишь один претендент — исторический материализм. По сравнению с ним все остальные теории производны и носят вторичный, фрагментарный характер. Только марксизму удалось создать достаточно общий и в то же время дифференцированный набор аналитических инструментов, чтобы понятно изложить ход исторической эволюции, показать последовательную смену эпох и соответствующих социально-экономических структур [A-1]. В этом отношении марксизму нет равных не только в социалистической, но также и в несоциалистической культуре. Его изложение общего хода истории находится вне конкуренции. Соперничать с ним могла бы только работа Вебера, но показательно, что, несмотря на исключительное богатство и глубину отдельных ее положений, ей не хватает общей динамики, или принципов движения. Более поздние попытки вывести эти принципы, которые воплотились в банальных теориях «модернизации», по сути дела, свели на нет богатую эрудицию автора, оставив после себя лишь пустую тавталогическую шелуху.