Жан-Пьер Баблон - Генрих IV

Через два месяца после принцессы Елизаветы, 21 января 1603 г., маркиза родила королю дочь, Габриель-Анжелику. Потом эта регулярность двойного попадания нарушилась. С некоторого времени маркиза играла в опасную игру. Все смутьяны пытались втянуть ее в свои интриги, и ее надменный, недоброжелательный и мстительный нрав немало способствовал их успеху. В декабре 1601 г. она дерзко выпуталась из одного грязного дела. Бывший лигист принц Жуенвилль, который в прошлом за ней ухаживал, показал своей новой возлюбленной, сестре Габриели, герцогине де Виллар, любовные письма к нему Генриетты. Герцогиня в свою очередь показала их королю. Генрих пришел в ярость, но Генриетта сумела выкрутиться. Она убедила короля, что это фальшивка и получила 6000 ливров, подаренных ей королем в знак раскаяния. В 1604–1606 гг. ее участие в заговорах против жизни короля не были тайной. Казалось, это являлось достаточным поводом для ее окончательного изгнания, но она знала, как воздействовать на стареющего короля. Ее опала началась в 1604 г., но оспа, угрожающая жизни их дочери, послужила предлогом для примирения. Письмо пятидесятилетнего короля от 8 октября отражает его чувства: «Дорогая, я только что принял лекарство, чтобы быть более здоровым для исполнения всех ваших прихотей. Это моя самая большая забота, ибо я только и думаю о том, как вам угодить и укрепить вашу любовь, которая стала сокровищем всей моей жизни. Здесь стоит прекрасная погода, но там, где вас нет, я так скучаю, что не могу далее существовать. Найдите возможность нам повидаться до того, как облетят листья. До встречи, сердце мое, целую вас миллионократно».

Но эта обнаглевшая особа прилюдно высмеивает его, иронизируя над его временной несостоятельностью. Она снова одаряет своим вниманием принца Жуенвилля, союзника Испании и Савойи, которого король в конце концов отправит в изгнание. В 1808 г. казалось, что все кончено, маркиза была выслана в свои земли, но почти сразу же появилась опять, король продолжал писать ей пылкие письма и встретился с ней снова.

Однако он не прекратил своих похождений. Во время первой опалы Генриетты в 1604 г. он избрал придворную даму принцессы Конде, Жаклин де Бей. Она продала свою любовь за 30000 экю, титул и земли, а в декабре 1604 г. она стала графиней де Мере. Для соблюдения приличий ее тоже нужно было выдать замуж. Нашли кандидата, разорившегося дворянина, графа де Сези, бывшего любовника королевы Марго.

Король не порвал с ней после примирения с Генриеттой, и в 1607 г. она родила сына Антуана. Жаклин первой устанет от этой связи и покинет двор в 1609 г. В 1607 г. взошла звезда Шарлотты дез Эссар. В 1608 г. она родила королю дочь, в 1609 г. другую, но она ему быстро наскучила, и он поручил Сюлли избавить его от нее. Но на этом список королевских побед не закончился, потом была мадмуазель Фэнлебон и многие другие.

В то время, когда Генрих только-только начинал укореняться в своем умиротворенном королевстве и наконец-то обрел семейный очаг, он столкнулся с изменой. Он давно уже был мишенью для покушений, но со стороны религиозных фанатиков, действовавших вполне бескорыстно. Их деяния имели свою логику и даже внушали некоторое уважение к противникам, пытавшимся его умертвить, так сказать, из идейных соображений. Теперь же опасность исходила от его окружения, от его товарищей по оружию, от его любовницы. Генрих знал об этом уже давно, он видел, как созревает этот чудовищный плод. «Многие подло предали меня, но мало кто сумел меня обмануть», — с полным основанием замечает он.

Приход Беарнца к власти мог быть воспринят обществом как предопределенная реализация священных прав династии Капетингов. В ней можно было также видеть блестящее достижение крупного феодала, сумевшего прорваться из По до Парижа. Так думали многие гасконцы. Почему же другим не попытаться удовлетворить свои честолюбивые желанья? В те времена, как никогда прежде, процветал открытый непотизм. Никогда еще семейные кланы и клиентела высокопоставленных лиц не имела такого решающего значения в распределении льгот и должностей. Каждый министр, каждый фаворит рачительно пекся о карьере своих детей, братьев, кузенов и всего дворянства своей родной провинции.

Генрих наблюдал, как в Лувр стекается свора попрошаек, все эти обнищавшие дворянчики, все эти гасконцы с их грубым выговором. Короля забавляла их кичливость, но он никогда не ссужал их деньгами. Однако среди них было много людей, обедневших из-за войны, они сражались бок о бок с ним с первого до последнего дня и ждали вознаграждения от того, которому они помогли занять трон. Справедливости ради заметим, что он раздал много должностей, много пенсий, много аббатств и множество других льгот и синекур своим старым приверженцам, но число неудовлетворенных было слишком велико. Тогда он стал выпроваживать то одного, то другого, из месяца в месяц откладывал аудиенцию, прикидывался, что не замечает просителя или не давал ему возможности ввернуть свою просьбу в разговор, который он настойчиво уводил в сторону.

Среди мелких дворян началось недовольное брюзжание. Однако не все просители были бедняками. Порой даже знатные вельможи трудились на благо государства без всякого жалованья. Некоторые высшие должностные лица не только не получали его, но еще и вынуждены были содержать своих подчиненных на собственный счет. Если бы сам король подавал пример экономии, их требования были бы не столь настойчивыми, жалобы не такими горькими, но все знали точную цифру сумм, затраченных на многочисленных королевских любовниц. Достаточно просмотреть постановления Совета, чтобы увидеть, что маркиза де Верней, к примеру, в 1605 г. дважды получила по 2167 ливров. Большой транжиркой была Мария Медичи, особенно по части приобретения драгоценностей. Все также знали, что король, всегда бывший азартным игроком, все чаще и чаще предавался этой пагубной страсти. Ночи напролет шла игра в карты или кости с Бассомпьером, с королевой, с Кончини или с профессиональными игроками и португальскими купцами. В их руки попадали огромные суммы, которые с ворчанием выплачивал Сюлли. Король не терпел возражений и в приказном тоне требовал денег у своего министра.

Недовольство нарастало, особенно в дворянской среде. Вилльгомблен в своих мемуарах пишет, что король сделал слишком много для народа, но маловато для дворянства. Кроме того, отмена освобождений от податей ударила по многим солдатам последних войн, по людям, которые не могли представить сборщикам налогов дворянских грамот, «хотя они были изранены и изувечены на службе». Автор подразумевает, что военная служба и раны должны служить достаточным доказательством дворянского происхождения. Он сетует также, что всем заправляют судейские, что они имеют решающий голос в Королевском Совете, тогда как несчастные разорившиеся дворяне стареют в нужде и безвестности.