Жан-Пьер Баблон - Генрих IV

Самые непримиримые, особенно пастор Жан Кардези, бичевали Беарнца за его частную жизнь, за его распутство, вспоминая об обесчещенных им девушках Ла Рошели. К тому времени у Генриха родилось два внебрачных сына, один от «дамы Мартины», а другой — от Эстер Эмбер. Получивший при крещении библейское имя Гедеон, последний воспитывался как признанный бастард с положенным ему штатом слуг. Его мать в прошлом году получила на содержание 2200 экю, но несчастный Гедеон умер в ноябре 1588 г. «Я очень опечален, — писал Генрих Коризанде, — смертью моего малыша, который умер вчера. А что было бы со мной, если б умер мой законный сын? Он уже начал говорить». При изучении счетов его двора обнаружились и другие расходы, вызвавшие нарекания ларошельцев: шелковые ленты, кружевные сорочки, кольца с опалами в форме лилий, пряжка на шляпу из бриллиантов и рубинов, другая — из аметистов и жемчуга, жемчуг для его сестры, заказы на картины, содержание собак, птиц и обезьян, которые безобразничали в городских лавках и кусали лакеев… и, наконец, прискорбные карточные долги. Но, по крайней мере, эти счета скрупулезно велись неподкупным и аккуратным человеком, Морнеем, который не положил в свой карман ни одного су, кроме своего скромного жалованья в 1200 экю в год. В течение четырнадцати лет он совершал чудеса, чтобы финансировать войну.

Однако главной целью собрания было уточнить в соответствии с уставом отношения церквей между собой и с их защитником. Генриха призвали также поклясться, что он положит свою жизнь для защиты партии и восстановления справедливых законов, а также, что он будет следовать решениям Совета протестантской церкви. После этого он был утвержден командующим армиями и за ним оставили право назначать судейских и финансовых чиновников, кандидатуры которых будут предлагать провинциальные протестантские советы.

В совете будет 10 советников, «неподкупных и верных», назначенных региональными собраниями, и 5 — общим собранием; кроме них, туда войдут принцы крови, пэры Франции и еще несколько авторитетных персон — Ла Ну, Тюренн, Монморанси, Ла Тремуй, Шатильон, Ледигьер. Члены Совета должны следовать за королем Наваррским в его передвижениях и заседать в его покоях по понедельникам, четвергам и субботам. Он будет вместе с ними принимать решения по делам государственного значения, по вопросам финансов, правосудия, дипломатии, войны, налогов. Общие собрания, как и национальные синоды, будут собираться каждые два года, а провинциальные собрания и синоды — каждый год. Таким образом, депутаты навязали Беарнцу настоящий конституционный режим и такие процедуры решений, что его собственные инициативы были сведены до минимума. Сверх того, общее собрание оставалось высшей инстанцией.

Генрих терпеливо вынес унижения и посягательства на его личную власть. Секретный агент сообщил ему обо всем, что против него затевается, поэтому он был готов к защите, и во время сессии оставался спокойным, ни разу не вспылив. Но как только заседание закрылось, Генрих дал волю своему раздражению. Его вывели из себя судейские педанты и святоши. «Клянусь, еще одно такое собрание, и я сойду с ума. Слава Богу, все закончилось», — писал он Коризанде 22 декабря.

Освободившись от разглагольствований, Генрих вскочил в седло и поскакал в Сен-Жан-д'Анжели к своим войскам. Герцог Неверский его не ждал — в ноябре он взял Молеон и Монтегю, осадил Ла Гарнаш. Пришла пора скрестить шпаги… но вдруг всех ошеломило невероятное известие из Блуа. Выведенный из терпения, Генрих III 22 декабря приказал убить герцога Гиза, а 23 декабря — его брата, кардинала. Он поручил убийство своим верным телохранителям, так называемому отряду «Сорок пять». «Наконец я — король!» — воскликнул он. Папский нунций и испанский посол в растерянности не знали, что сказать. Ошарашенные депутаты Генеральных Штатов, сбавив гонор, послушно продолжали заседания до 16 января. Вся лигистская парижская депутация была арестована: три члена незаконно избранной «новой коммуны», старшина купцов и два эшевена. Генрих III грозился их повесить. Смог бежать только один Лотарингец, герцог Майенн. Король держал под надзором сына Меченого, маленького принца Жуэнвилля, ставшего теперь новым герцогом Гизом, а также кардинала Бурбонского.

Король Наваррский узнал о расправе из письма герцога д'Эпернона. Для подтверждения своих слов герцог в качестве вещественного доказательства приложил к письму перстень Меченого. Можно представить радость Генриха, который немедля перешел в наступление. Гугенотская армия напала на близлежащие города и взяла их почти без единого выстрела.

Уничтожение Гизов породило у Генриха кощунственные желания: «Дождусь ли я того часа, когда услышу, что удавили покойную королеву Наваррскую (его жену Маргариту)? Узнав об этом, а также о смерти ее матери, я спою песнь Симеона», — писал он Коризанде. Если он благополучно овдовеет, то кого он выберет? Саму Коризанду, на которой он, разумеется, обещал жениться? Или католическую принцессу? Небо не услышало его первого заклинания, но вскоре выполнило второе: Екатерина Медичи умерла 5 января. За десять дней до этого он написал: «Я узнал, что королева-мать умирает. Скажу как добрый христианин: да свершится воля Господа». Но желание смерти ближнему не осталось без возмездия — он тоже чуть было не умер. По дороге в Ла Гарнаш он заболел пневмонией. 9 января ему пришлось остановиться в ближайшей деревне. Мастер на все руки, Морней сделал Генриху кровопускание до прибытия личного врача. «Его состояние было крайне опасным… Но Господь в конце концов смилостивился над нами и вернул его нам здоровым». Жители Ла Рошели всю ночь провели в молитвах. Что до Генриха, то он думал, что пришел его последний час: «Я уже видел разверзнутые небеса, но, видимо, не был достоин туда подняться. Еще немного, и я бы отправился на пищу червям». Его увезли на носилках, но он быстро восстановил силы и сел в седло. Между тем герцог Неверский взял Ла Гарнаш, но кампания в Пуату для него была закончена, так как Генрих III послал его на подмогу маршалу д'Омону, который сражался с лигистами Орлеана.

В обычное время для Генриха Наваррского это был бы благоприятный момент для того, чтобы захватить несколько городов в Сентонже, но время для таких игр миновало. «Негоже, — говорил Морней, — дряхлеть в своих болотах», когда судьба Франции решается на севере Луары. Нужно было брать дерзостью, невзирая на малочисленность войск. Генрих взял Луден, Туар, Мирбо, Вивонн, Л'Иль-Бушар, не имея возможности оставить там сильные гарнизоны. Шателльро открыл ему ворота по приказу владелицы города Дианы Ангулемской, внебрачной дочери Генриха II. После трагедии в Блуа отношение принцев к Беарнцу сильно изменилось. Диана даже предложила ему посредничать в переговорах с Генрихом III. Теперь Морней знал, что события будут развиваться быстрее, чем он предполагал. 11 февраля он попросил свое доверенное лицо, де Морля, прощупать короля относительно плана соглашения, как «этого хотят другие». «Другие» — это, вероятно, д'Эпернон и Матиньон. Сделать это следовало осторожно, так как нужно было опасаться реакции гугенотских экстремистов из главного штаба.