Жан-Пьер Баблон - Генрих IV

Вокруг ложа раненого короля собрались д'Эпернон, Белльгард и другие фавориты. После первой помощи врача, подавшего некоторую надежду на выздоровление, появился король Наваррский. «Брат мой, видите, как со мной обошлись наши общие враги. Остерегайтесь, чтобы они не сделали того же с вами», — сказал ему Генрих III. Беарнец прошептал ему несколько ободряющих слов. Король ответил, что теперь ему надлежит принять корону, которую он сохранил для него с риском для жизни. «Справедливость требует, чтобы вы получили после меня это королевство, с которым у вас будет много трудностей, если вы не перемените религию, я вас призываю к этому ради спасения вашей души, я вам желаю только добра». Потом он повысил голос и попросил присутствующих подойти поближе: «Я прошу вас как своих друзей и приказываю как ваш король признать после моей смерти моего брата и принести ему в моем присутствии присягу».

Когда присутствующие присягнули, Генрих III отпустил Беарнца, попросив его проверить все армейские части, так как известие о покушении может побудить парижан к вылазке. Генрих вернулся в свой лагерь в Медоне, чтобы ускорить подготовку к штурму. Поздно вечером его врач Ортоман, которого он оставил с королем, известил его, что состояние раненого неожиданно ухудшилось. Действительно, около 11 часов вечера у короля начались страшные боли и конвульсии. Карл Валуа, который держал ему ноги, почувствовал, как холод постепенно охватывает мышцы. В полночь Генрих III был соборован, потом потерял зрение, слух и речь. В два часа утра смерть прервала его последнее крестное знамение. Династия Валуа закончилась.

У смертного одра Генриха III Французского Генрих III Наваррский стал Генрихом IV, королем Франции и Наварры на основании Салического закона. Было от чего закружиться голове: возможность, питавшая его мечты последних лет, стала реальностью, самой жестокой из реальностей, из-за вмешательства ничтожного доминиканского монашка, орудия непримиримой ненависти.

Современников удивила странная скованность движений нового короля Франции. Они не привыкли видеть Генриха в сомнамбулическом состоянии. Ему нужно было время, чтобы оправиться от такого шока. И не потому, что он начал царствовать слишком молодым, как это скажет о себе Людовик XVI и как говорили о Франциске I. Ему было тридцать пять лет. Он был умудрен жизненным опытом, знал людей, их слабости и достоинства, правильно предвидел события, воля и дух его окрепли в испытаниях, природный ум стал проницательнее и глубже. Но, увы, обстоятельства не могли быть хуже. Завоевание королевства рядом с законным, католическим королем только началось. Внезапный поворот судьбы мог нарушить все планы и обратить их в прах. Несомненно, теперь следовало отказаться от штурма Парижа, назначенного на следующий день, от штурма, который должен был увенчаться успехом. Что касается его, Генриха Беарнского, то он снова мог быть сослан в свои горы, возвращен к своей провинциальной судьбе большинством, которое его ненавидит, как ненавидело Генриха III, доказав, что оно ни перед чем не остановится. Жестокость произошедшего грозила еще больше воспламенить умы. Генрих III умер не от болезни, не от боевой раны, он был вероломно умерщвлен, в некотором роде приговорен к смерти и казнен «ревностными католиками». А где гарантии, что такая участь не постигнет его спорного наследника? Разве не были во цвете лет убиты отец и сын Конде? Несмотря на браваду, Генриха давно уже неотступно преследовала мысль о папистских убийцах, о кишащих вокруг него отравителях и наемных бандитах. Жак Клеман не был ни сумасшедшим, ни одиночкой, он был исполнителем низменных замыслов ожесточенного населения, считавшего своих врагов деспотами и тем самым сделавшего их мишенью для беспощадных фанатиков. Никогда столько не говорили о тираноубийстве. Слова и доктрины, напоминавшие об античности и Италии времен кондотьеров, никогда еще не были в такой моде. С 1534 года католики почитали как мученика Балтазара Жерара, убийцу Вильгельма Оранского. Генрих III тоже счел возможный без суда уничтожить Гизов, которые были его персональными тиранами, но общественное мнение не признало за ним на это права. И оно наказало его: Сен-Клу — это реванш за Блуа. Что касается Генриха IV, то католическая реакция двадцать один год будет мешать ему добиться желанной цели. Еще не зная этого, он двадцать один год будет защищаться от убийц, двадцать один год завоевывать Францию, восстанавливать ее единство, сохранять мир и восстанавливать разоренное хозяйство, прежде чем погибнуть в 1610 году от последней анафемы Лиги,

В Париже событие в Сен-Клу вызвало ликование. Валуа умер, осада будет снята! Люди вынесли на улицы столы, пели, танцевали, благодарили небо. Лига не преминула этим воспользоваться. Проповедники получили указания оправдать поступок Жака Клемана как повторение подвига Юдифи, доказать незаконность прав узурпатора на корону, призвать к энергичным мерам против тех, кто осмелится стать на его сторону. 90 парижских типографий напечатали пасквили, повторяющие оскорбления и наветы прошлых лет. Генрих — не француз, а чужеземец, он — Беарнец, «рыжая беарнская лисица», распутник, трус, презренный ублюдок, рожденный Жанной д'Альбре, королевой-двоемужницей.

И тем не менее это было восшествие на престол, и Генрих по праву считал его таковым. Король умер, да здравствует король! Но чтобы стать королем, не нужны церемонии. Ни выборы, о которых когда-то мечтали монархоборцы, ни даже помазание не делают короля Франции, а только наследственное право, закрепленное в Салическом законе. Не все ли равно, что родство Генриха III и Генриха IV столь отдаленное, что согласно гражданскому праву Беарнец не может считаться бесспорным наследником? Корона не повинуется гражданскому праву. Королевство — не обычное наследственное владение, оно следует исключительному праву наследования, единственному праву, которое обеспечивает его непреходящий характер. Божья воля выражается не выбором народа, а через ветви генеалогического древа. От семьи Людовика Святого осталась единственная ветвь, ветвь Бурбонов, а Генрих — старший из Бурбонов, глава семьи. Его нет нужды назначать, он просто наследует. Да здравствует Генрих IV!

Именно этот гимн монархии нужно было заставить запеть французов, а не добиваться каких бы то ни было выборов. Традиционная монархия — это заданная величина французского сознания, речь идет только о том, чтобы вернуть ей блеск, утраченный за несколько лет, но не менять ее сущность. Бурбоны приняли ту же корону, которую передавали друг другу различные ветви Валуа, восходящие, как и они, к Капетингам. Ничего не изменилось. Нужно только напомнить об этих вековых истинах. Уже два года назад Генрих об этом позаботился. Он заказал несколько сочинений Пьеру Беллуа, блестящему двадцатидвухлетнему ученому, декану Тулузского университета: «Салический закон», «Житие Бурбонов», а также «О власти короля и об оскорблении величества со стороны лигистов». Это последнее вызвало ярость Лиги. В нем прочли, что персона короля — это не рядовая персона, она является священной, неприкосновенной и августейшей. Неопровержимое доказательство тому — исцеление золотухи, достигнутое наложением рук короля Франции, неоспоримое свидетельство божественной благодати, полученной через помазание на царство. Лигисты в свое время пытались подвергнуть сомнению такую способность у Генриха III. Генрих IV не сомневался, что также владеет этим чудесным даром.