Жан-Пьер Баблон - Генрих IV

Итак, король и Майенн растеряли часть своих сторонников, когда в марте-апреле между ними начались переговоры. Инициатива исходила не от самого Майенна, а от здравомыслящих людей из его окружения, опасавшихся возрастающего влияния Испании на герцога, в частности, от его самого дальновидного политического советчика Жаннена. По поручению Жаннена Вилльруа возобновил контакты с Морнеем и представил на рассмотрение Майенна докладную записку. Он оставил в стороне вопрос о религии короля и ограничился требованиями, касающимися управления страной и регулярного созыва Генеральных Штатов. Майенн медлил с ответом и в завершение своих размышлений представил ряд требований, которые превзошли все опасения. Условием своего присоединения он поставил настоящее разрушение королевства: управление тринадцатью провинциями для себя, членов своей семьи и главных вождей Лиги. Девять остальных провинций должны перейти к католическим вельможам и принцам крови из окружения короля. Для себя он хотел еще должность наместника королевства и меч коннетабля, содержание в 300000 ливров, для своих друзей — уплату всех долгов, пенсии и маршальские жезлы. Что касается гугенотов, то они отныне должны быть лишены права занимать государственные должности.

16 июня 1592 г. удрученный Морней представил Совету этот дерзкий меморандум, вызвавший всеобщее негодование. Однако его следовало принять во внимание, чтобы начать переговоры. Впрочем, король знал, что положение его противника ухудшается и что за его безмерными требованиями кроется глубокая растерянность. Сейчас Майенн представлял только аристократическую Лигу, оторванную от своей базы. В Париже настроения изменились, многие отвернулись от экстремистов и примкнули к «политикам». Началась оттепель. По словам Пьера де Л'Этуаля, 10000 парижан переметнулись в другой лагерь. Весь Парламент, крупная буржуазия, большая часть населения скромного достатка были за переговоры и мир. В доме бывшего стойкого лигиста, купеческого старшины Клода д'Обре, начали собираться умеренные. Они внедрились в высшие структуры лигистской партии. Контакты с Генрихом IV становились все более частыми.

В этих условиях король мог дать Майенну кой-какие обещания. Нужно было сократить срок переговоров, чтобы враг не использовал их для подготовки нового наступления. Король даже пообещал Майенну и его потомкам Бургундию в суверенное владение. Но главное было не в этом: он снова пообещал в заранее назначенный срок выслушать наставления «с целью воссоединения с католической церковью». Католики-роялисты были направлены к папе, чтобы сообщить ему об этом решении. Эту декларацию назвали «вынужденной мерой» (14 апреля 1594 г.). Гугенот Морней, возможно, тешил себя надеждой, что и на этот раз хватит одного обещания. Но прав оказался шут короля Шико. В начале года он произнес пророческие слова: «Друг мой, я считаю, что все, что ты делаешь, тебе не поможет, коли не сделаешься католиком».

Казалось, что небольшая фраза из декларации чудесным образом изменила ход событий. После тяжелой весны 1592 г. началась череда успехов по всему королевству. Ставший герцогом Бульонским, Тюренн разбил в Шампани герцога Лотарингского. В Лангедоке контрнаступление роялистов обратило в бегство армию маршала Жуайеза. В Провансе герцог д'Эпернон, перешедший на сторону Беарнца после блокады Парижа, разгромил у Антиба герцога Савойского.

Генрих воспрянул духом и теперь ставил перед собой разумные задачи. Раз нельзя взять силой крупные города, нужно изводить их осадами. Блокада Парижа два года тому назад была близка к успеху, и король понял, что там уже не все полны решимости стоять до конца. И если столица снова подвергнется лишениям, общественное мнение наверняка качнется в сторону переговоров. В мае король укрепил Квилльбер в устье Сены, контролирующий судоходство вверх по реке. Одновременно он подтянул свои войска к столице. Некоторые города, например, Сен-Дени, были сохранены, другие снова взяты. Устоял только один город, Дре. В конце кампании король займется им лично.

Чтобы подкрепить обещания, данные в декларации от 4 апреля, король 4 октября направил к папе кардинала Гонди и бывшего посла Генриха III в Ватикане Жана де Вивонна, маркиза де Пизани. Они должны были засвидетельствовать Клементу VIII почтение и сыновнюю преданность Генриха IV, как и подобает преемнику христианнейших королей, его предшественников.

Этот демарш соответствовал ожиданиям «политиков», особенно парижских, которые теперь открыто отмежевались от Майенна и Шестнадцати. К ним присоединился кое-кто из духовенства, в частности, священник церкви Сент-Эсташ Рене Бенуа, аббат монастыря Святой Женевьевы Жозеф Фулон и епископ Парижский Гонди. Их кредо — уговорить короля перейти в католичество.

Несмотря на казнь президента Бриссона, члены Парламента тоже были сторонниками переговоров. Буржуазия и муниципалитет придерживались такого же мнения. Начали стихийно собираться квартальные сходки, требовавшие созвать общее собрание в Ратуше. Прибытие Майенна с небольшим войском не изменило решения горожан, собравшихся 24 августа начать переговоры с королем, чтобы добиться от него свободной торговли между Парижем и соседними легистскими городами, а также разрешения крестьянам беспрепятственно обрабатывать землю на прилегающей территории.

Положение Майенна становилось все более щекотливым. С Филиппом II он был связан обещанием посадить на престол инфанту, что являлось условием для выплаты ему нескольких тысяч экю. Клемент VIII, со своей стороны, поручил своему легату добиться выбора короля, «преисполненного в душе веры в истинность католической религии», и не допустить признания отступника. Поэтому Майенн не мог позволить парижанам вести переговоры с врагом. Он прибегнул к привычным средствам: использовал для агитации проповедников и теологов Сорбонны, но парижане их больше не слушали. В Ратуше 31 октября, а также 4 и 6 ноября состоялись собрания. Майенн отправился на них, чтобы надавить на присутствующих: «Чего хочет этот народ? Что еще я должен для него сделать?» — «Монсеньор, он требует короля». — «Но когда он у них будет, разве этот король сделает больше, чем делаю я?»

Но третье собрание проголосовало за то, чтобы послать делегацию к королю. Генрих IV в свою очередь приказал парламенту Шалона вынести постановление, которое категорически осуждало выборы короля Франции собранием мятежников и запрещало французам участвовать в Генеральных Штатах.

Однако Филипп II не собирался уступать. Александр Фарнезе получил приказ подготовить третье наступление, чтобы воздействовать на депутатов предстоящих Генеральных Штатов как силой, так и подкупом. Добиться от них голосования, соответствующего желаниям Мадрида, — значит увенчать успехом тридцать лет психологического давления, стоившего тонн золота и тысяч погибших. Для большей гарантии успеха своих планов он потребовал созвать Генеральные Штаты в городе, контролируемом испанскими войсками, — или в Реймсе, или в Суассоне. Если совет Шестнадцати согласился с его решением, то Майенн не собирался жертвовать семейными притязаниями в угоду королю Испании и заявил, что Генеральные Штаты будут заседать в Париже. Мадрид приказал Фарнезе выступить в поход. 20 ноября испанский авангард снова перешел границу, и испанский генералиссимус уже готовился выехать ему вслед, как вдруг резко ухудшилось его здоровье. Через две недели он умер. После смерти Гиза это был второй подарок судьбы для Беарнца. С исчезновением с европейской сцены великого испанского полководца, который уже дважды его обыграл, король мог надеяться на успех своих военных операций. Испания не сможет найти достойную замену Фарнезе. В Париже совет Шестнадцати тяжело переживал этот неожиданный удар. Он попросил, чтобы во главе испанских войск стал сын Фарнезе или эрцгерцог Эрнест Габсбург, сын императора Рудольфа II. Эрнест действительно был назначен наместником Нидерландов, а герцогу Фериа поручили возглавить армию, но упущенное время уже не будет наверстано.