Ян Гросс - Золотая жатва. О том, что происходило вокруг истребления евреев.

Владка Мид описывает в воспоминаниях, как непосредственно после войны пришла на еврейское кладбище в Варшаве, чтобы разыскать могилу своего отца. Кладбище было разорено, «с опрокинутыми надгробиями, оскверненными гробами и разбросанными вокруг черепами, человеческими черепами <���…> Хоть и знаешь, что это были следы упорной деятельности так называемых “дантистов” — поляков, искавших золотые зубы во рту еврейских трупов, — ощущалась какая-то странная вина, глубокое унижение, стыд, что и ты принадлежишь к породе, называемой родом человеческим». Цит. по: Finder G., Cohen J. Memento Mori. Photographs from the Grave // Polin. Studies in Polish Jewry. 2008. T. 20. P. 57.

В интервью для «Тыгодника Повшехного» от 28 января 2009 г. Марек Куця говорил: «Еще в восьмидесятые годы на лагерной территории действовали так называемые канадари, которые перекапывали землю возле крематориев и мест, куда сбрасывали останки жертв, в поисках золота». Интервью состоялось после кражи знака, висевшего над входными воротами лагеря. Профессор Куця сказал, как бы объясняя соображения «канадарей»: «Но это были искатели сокровищ, которые разыскивали ценности и потом сбывали их на рынке. Но я не слыхал о попытке кражи экспонатов из Музея».

См.: Wesolowska D. Słowa z piekieł rodem. Lagerszpracha. Kraków: Oficyna Wydawnicza Impuls, 1996. Поскольку узники приезжали, готовясь к переселению, они обычно брали с собой еду, ценности, деньги — всё то, что предусмотрительность подсказывала им взять с собой. Когда их высаживали (это тоже эвфемизм: следовало бы сказать — когда их вышвыривали из вагонов, когда у них отнимали имущество и одежду, сортировали и отправляли на смерть), работающий заключенный мог при такой оказии наесться, одеться, обогатиться. Это была деятельность по наведению порядка, отсюда и название Aufräumungskommando; немецкое aufräumen означает «прибирать, убирать за кем-либо».

Królikowski J. Wspomnienie z okolic TreЬlinki w czasie okupacji // ŻIH. 302/224 S. 29.

Górski J. Na przełomie dziejów / Oprac. J. Grabowski. // Zagłada Żydów. 2006. Т. 2. S. 286. Треблинка лежит на стыке Мазавши и Подлясья, на мазовецкой стороне «границы».

Две женщины, допрошенные следственной комиссией в Белжеце, показали, что вахманы регулярно приходили к ним домой на обеды. См. также: Królikowski J. Wspomnienie z okolic TreЬlinki… S. 30. О том, что эсэсовцы относились к вахманам как к «недочеловекам», наказывали их плетьми, отбирали на ночь карабины, пишет в воспоминаниях, например, Мечислав Ходзько (ŻIH. 302/321). О бегстве украинских охранников с оружием и о том, что позже эсэсовцы не давали украинским стражникам автоматического оружия, пишет также Тойви Блатт, узник Собибора, который участвовал в восстании и сумел дожить до конца войны ( Blatt T. Sobibor // ŻIH. 302/321 S. 65, 71). Добавим также, что «немцы в свободное от службы время, работая через день, имели много свободного времени. Они ходили по окрестностям, навещали крестьян» ( Ząbecki F. Wspomnienia dawne i nowe // ŻIH. 302/321. S. 51).

Królikowski J. Wspomnienie z okolic Treblinki… // ŻIH. 302/321. S. 30.

Chodźko M. // ŻIH. 302/321. S. 47. О проститутках, с которыми имели дело украинские стражники в Собиборе сразу же после сооружения лагеря, пишет Блатт ( Blatt Т. Sobibor // ŻIH. 302/321. S. 77); в Треблинке проституция также совершалась на открытом воздухе в непосредственной близости от лагеря, как рассказывал Франц Штангль в интервью с Гиттой Серень ( Sereny G. Into That Darkness // ŻIH. 302/321. S. 157).

Królikowski J. Wspomnienie z okolic Treblinki… // ŻIH. 302/321. S. 30.

Ibid.

Górski J. Na przełomie dziejów // ŻIH. 302/321. S. 286–287.

Chodźko M. // ŻIH. 302/321. S. 47.

Królikowski J. Wspomnienie z okolic Treblinki… // ŻIH. 302/321. S. 31.

Ząbecki F. Wspomnienia dawne i nowe // ŻIH. 302/321. S. 47. Зомбецкий во время оккупации был дежурным по движению на станции Треблинка, и его воспоминания во многих подробностях совпадают с сообщениями инженера Круликовского.

Местная полиция в оккупированной Польше. — Прим. перев.

Królikowski J. Wspomnienie z okolic Treblinki… // ŻIH. 302/321. S. 31–32.

Ibid. S. 32. «В конце сентября опасность из-за всё более учащавшейся стрельбы стала так велика, что нам пришлось принять меры к защите. Прежде всего я отослал в Варшаву жену, разделявшую мою судьбу в этих ужасных условиях. Она подвергалась опасности гораздо больше меня, так как постоянно находилась в доме, в сторону которого очень часто раздавались выстрелы со станции… Все работники, жившие в Треблинке (а нас было очень много, так как это село было ближе всех к месту строительства) перестали ходить на работу привычной дорогой, так как она шла мимо путей и станции. Мы ходили луговыми тропинками, делая крюк, но избавляясь от необходимости падать наземь каждый раз, как начиналась стрельба» (Ibid. S. 15). См. также: Ząbecki F. Wspomnienia dawne i nowe // ŻIH. 302/321. S. 47.

Ibid. S. 48.

Ibid. S. 47.

Królikowski J. Wspomnienie z okolic Treblinki… // ŻIH. 302/321. S. 15.

Такой же хозяйственной деятельностью занимались железнодорожники. Об этом пишет, например, инженер Хенрик Брискер, бывший легионер и капитан Войска Польского, вывезенный во время восстания: «На высоте Таргувка поезд остановился, а грузовики Тоббенса привезли хлеб. Это была первая еда за 48 часов. Пользуясь остановкой, польские железнодорожники с разрешения конвоя приносили в чайниках воду и передавали ее в бутылках в руки, жадно выставленные из окошек, причем брали за пол-литра воды… 100 злотых. Еще до того как поезд трогался, у каждого “милосердного” путейца было в кармане несколько тысяч злотых. <���…> Стоя у окна, я помогал передавать деньги и принимать воду» (ŻIH. 302/90). Ежи Пфеффер описывает подобные же транзакции на вокзале Люблина, на пути, по которому евреев перевозили в Майданек (ŻIH. 302/23).

Сообщения Роберта Кувалки.

Sakowicz К. Dziennik pisany w Ponarach od 11 lipca 1941 r. do 6 listopada 1943 r. Bydgoszcz: Towarzystwo Miłośników Wilna i Ziemi Wileńskiej, 1999. S. 46–48.

Ibld. S. 58.

Ibid. S. 119, 122, 124.

Саул Фридлендер в первом томе исследований на тему евреев и нацистской Германии описывает сценку, весьма типичную для Германии того времени. На другое утро после «Хрустальной ночи» с 9 на 10 ноября 1938 г., когда власти инспирировали еврейские погромы по всей стране (название «Хрустальная ночь» происходит от того, что наутро улицы немецких городов были усыпаны осколками стекла из тысяч разбитых магазинных витрин), на рынке мозельского местечка Виттлих, возле грузовика, на котором вместе с полудюжиной избитых мужчин стоял в отчаянии резник Маркс, его жена в истерике протягивала руки к соседям, наблюдавшим всю сцену из-за закрытых окон окружающих домов. Она кричала: «Зачем вы нас так мучите? Что плохого мы вам когда-то сделали?» ( Friedländer S. Nazi Germany and the Jews. Т. 1. New York: Harper Perennial, 1998. Р. 278). Её крики отозвались неожиданным эхом полвека спустя, в Гамбурге, когда после выступления Фридлендера к нему подошел молодой человек и передал привет от своей бабки, жительницы Виттлиха. В ответ на удивленный взгляд докладчика молодой человек объяснил, что его бабка до войны была соседкой фрау Маркс. Как и многие другие жители, она приняла участие в разграблении «еврейского добра», и вышло так, что ей досталась подушка фрау Маркс. Теперь она держит ее на дне шкафа, полная угрызений совести, и не знает, что с ней сделать. Фридлендер рассказал эту историю во время выступления в Институте Ремарка в Нью-Йорке 12–13 октября 1999 г.