Дмитрий Верхотуров - Климат меняет историю

Конечно, было бы весьма интересно провести исследование, какие именно социальные причины привели к такому положению дел. Но пока что можно сказать, что одним из приводов этого феноменального социального кризиса в Московском царстве, превратившего довольно заурядный недород, сравнительно легко переживаемый в другие времена, в бедствие колоссальных, исторических масштабов, была гордыня знатных верхов. Тогда существовало такое явление, как местничество. Оно означало, что все государственные должности занимались по породе, то есть по знатности, и даже царь не мог выдвинуть на важный государственный пост способного, но не родовитого дворянина. Любое отступление от родовитости считалось тяжелым оскорблением, даже если это исходило от царя.

Высшая знать в Московском царстве была составлена Рюриковичами, потомками владимирского князя Всеволода Большое Гнездо, и потому была в родстве с царями, в частности, с Иваном Грозным 65 65 Скрынников Р.Г. Михаил Романов. М., "АСТ", "Ермак", 2005, с. 236 . Между родственниками установились такие отношения: царь имел право казнить и миловать, пытать их огнем и выдирать бороду, но не имел права унизить их знатность.

Нам сейчас во многом непонятны нравы того времени и то, какое значение имело для знати это самое местничество. В русском языке сохранилось наречие «вместо», означающее замещение. В этом полустертом, как на старой монете, значении явно видно «в место», то есть сын родовитого боярина занимал место своего отца, и никак иначе. Это правило распространялось не только на должности, но и на места в Боярской Думе, и даже на места за царским столом, ежели царь собирал своих бояр на пир.

Случалось, что под давлением обстоятельств, царь был вынужден отступать от принципа местничества. Скажем, практиковались во время войны и походов формальные назначения воеводой знатного боярина, тогда как войсками командовал худородный, но способный к военному делу дворянин. Но и это не всегда помогало, иногда царь давал боярам поручения, в которых те могли усмотреть унижение своей породы. Только вот обойденные родовитые бояре были готовы на казнь и на ссылку, лишь бы добиться своего места. Например, уже при Михаиле Романове, на свадьбе царя в 1624 году, боярин Иван Голицын требовал себе места, хотя царь приказал «быть без мест». Это дорого обошлось боярину. Царь изволил гневаться, отобрал у него наследные вотчины и поместья, а его самого законопатил в ссылку, где строптивый боярин и умер 66 66 Скрынников Р.Г. Михаил Романов. М., "АСТ", "Ермак", 2005, с. 235 . Новый царь старой аристократии сторонился, и всеми силами пытался побороть местничество, хотя бы потому, что предки Михаила Романова были слугами владимирских князей, а сам царь получил власть решением Земского собора. Кроме вопроса родовитости, Михаил Романов за годы смуты мог не раз убедиться, что родовитые бояре – это первые в Московском царстве мастера на заговоры и перевороты, имеют длинные и загребущие руки. Усилиями отца нового царя патриарха Филарета старое владимирско-суздальское боярство было постепенно отдалено от двора; опорой власти становились служилые дворяне и приказные дьяки.

Если уж знатные бояре настолько были охвачены гордыней своей породы, что были готовы подвергнуться суровой царской немилости за требование места, то нет ничего удивительного, что в их глазах простой люд вообще ничего не стоил. Они безраздельно распоряжались ими самими, их трудом и имуществом. Социальная пропасть между боярами и народом была неизмеримой, и, судя по всему, при последних Рюриковичах только нарастала, вместе с острейшими социальными противоречиями.

Косвенно это видно по развалу системы сельского хозяйства перед наступлением Смутного времени. До Ивана Грозного деревни были людными, а в Московском царстве широко применялась парово-зерновая система, то есть поле делилось на три части, которые регулярно менялись, будучи засеянными озимыми или яровыми хлебами, или оставляемыми под паром. Это означало, что сельское хозяйство велось много лет по налаженной системе. В царствование Ивана Грозного, при царе Федоре и при Годунове эта система стала неудержимо распадаться. Крестьяне стали разбегаться, появлялось все больше и больше пустых деревень (буквально тысячи, в Деревской пятине Новгородской земли в 1496 году было 7859 деревень, а в 1590 году – 6000 пустых, от некогда густо заселенной пятины осталось только 187 деревень 67 67 Готье Ю.В. Смутное время. Очерк истории революционных движений начала XVII столетия. М., «Госиздат», 1921, с. 17 ), а в запашке стала преобладать переложная пашня. То есть, крестьяне пахали без всякой системы, снимали 3-4 урожая, а потом забрасывали участок и пахали на новом, давно заброшенном или из-под леса, вплоть до подсечно-огневого земледелия 68 68 Готье Ю.В. Замосковный край в XVII веке. Опыт исследования по истории экономического быта Московской Руси. Москва, 1906, с. 431-432 . Даже на черноземах Орловского уезда, где еще в 1595 году 17,6% площади было занято постоянными пашнями, к 1620 году доля этой постоянной пашни сократилась до ничтожных 0,2%, а крестьяне стали пахать переложную пашню 69 69 Важинский В.М. Сельское хозяйство в черноземном центре России в XVII веке. Воронеж, 1983, с. 9 .

Это показатель того, что крестьяне больше не стремились поддерживать регулярное сельское хозяйство, применять многолетние системы, а работали или как придется, или же просто бежали, кому куда получится: на юг, к казакам, на север, за Сухону, или в Сибирь. Климат тут ни при чем, во время похолодания, пришедшегося на XIV век, русские княжества восстановились после опустошительного похода монголов. Думается, что основная причина состояла в том, что знатное боярство, владевшее огромными вотчинами и поместьями, брало с крестьян, кто во что горазд, и при этом транжирило плоды крестьянского труда, вроде того, чтобы оставить выращенный хлеб в скирдах, да и забросить его на полсотни лет, как это было в дворцовых вотчинах. Ведение рационального хозяйства их, разумеется, не заботило. Если эти старые скирды во владениях Бориса Годунова простояли к 1602 году более 50 лет, то они были сметаны до 1552 года. Давно уже умерли крестьяне, этот хлеб вырастившие и собравшие, и даже их дети успели состариться, а скирды все стояли и стояли в поле, порастая лесом. Даже закрепощение крестьян не столь выделяется на фоне столь выдающегося и ярко выраженного презрения к крестьянскому труду со стороны знатных бояр. Вы, мол пашите, а мы захотим – и сгноим.

Разумеется, что такой стиль хозяйствования, практикуемый десятилетиями, не мог не вести к тяжелому кризису, и не мог не выражать острейших социальных противоречий, зревших в недрах этого общества. Над Московским царством в течение многих лет витала атмосфера абсолютной бессмысленности крестьянского труда, и от жизни такой люди постепенно разбегались кто куда может, и удержать их от побегов и мятежа можно было только жестокими репрессиями. Но сильнейший голод пересилил и страх перед жестокостью царских сыщиков и сынов боярских. Удивительно не то, что Московское царство впало в кризис и большую смуту от резкого похолодания и голода, а то, что оно до этого простояло столь долго, по крайней мере три или четыре десятилетия.