Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

Как бы то ни было, Франция всегда имела необычайно большее влияние для страны со скромными 4% мирового ВНП, причем сказанное относится не только к периоду президентства де Голля. Возможно, это объясняется просто национально-культурной самоуверенностью {987} 987 См. [726]. , совпавшей по времени с ослаблением американского влияния, потерей привлекательности России и почтительным отношением Германии. Если у Западной Европы и мог появиться представительный лидер, то Франция казалась более очевидным кандидатом на эту роль, чем изоляционистская Британия или смиренная Германия. Более того, разные французские правительства быстро приходили к пониманию, что скромную реальную силу их страны можно умножить, убедив Общий рынок придерживаться той или иной линии (в связи с сельскохозяйственными тарифами, высокими технологиями, иностранной помощью, сотрудничеством с ООН, политикой в отношении арабо-израильского конфликта и т. д.), что, по сути, позволяло направлять крупнейший в мире торговый блок в выгодном Парижу направлении. Ничто не удерживало Францию от односторонних действий, когда они требовались.

Тот факт, что все четыре крупнейшие европейские страны в эти десятилетия богатели и наращивали производство вместе со своими меньшими соседями, не гарантировал вечного счастья. Ранние надежды на особо тесную политическую и конституционную интеграцию разбились о все еще жесткий национализм европейцев, демонстрируемый сначала Францией де Голля, а затем и другими странами (Великобританией, Данией, Грецией), которые позже и менее охотно присоединились к ЕЭС. Экономические разногласия, в особенности из-за высоких расходов на поддержку фермеров, нередко могли парализовать важные процессы в Брюсселе и Страсбурге. Когда нейтральная Ирландия присоединилась к союзу, стало невозможно проводить общую оборонную политику, которую пришлось оставить на усмотрение Североатлантического альянса (из командования которого Франция уже успела выйти). Энергетический кризис 1970-х годов особенно сильно ударил по Европе, развеяв первоначальный энтузиазм; при всех широко распространенных опасениях и напряженном планировании в Брюсселе оказалось очень непросто разработать высокотехнологичные ответы на вызовы со стороны Японии и США. Но несмотря на эти многочисленные трудности, сам экономический масштаб ЕЭС означал, что международный ландшафт теперь относительно 1945 или 1948 года сильно отличается. ЕЭС, безусловно, являлось ведущим импортером и экспортером мировых товаров (хотя значительная их часть приходилась на внутриевропейский обмен) и в 1983 году имело явно самые крупные золотовалютные резервы; оно производило больше автомобилей (34%), чем Япония (24%) или США (23%), и больше цемента, чем какая-либо страна, а по производству нерафинированной стали уступало только СССР {988} 988 См. статистические данные в [203, р. 16ff]. . Европейское экономическое сообщество, включавшее 10 стран с общей численностью населения в 1983 году значительно больше, чем имели США, и почти такой же, как в СССР (272 млн. человек), могло похвастаться существенно более высоким ВНП и большей долей в мировом промышленном производстве, чем Советский Союз или даже весь блок СЭВ. Хотя в политическом и военном отношении ЕЭС все еще оставалось незрелым, оно теперь оказывало гораздо большее влияние на мировую экономику, чем в 1956 году.

О развитии СССР в 1950–1980-е годы можно сказать почти противоположное. Как уже говорилось ранее (см. раздел «Холодная война и “третий мир”»), в эти десятилетия Советский Союз не только поддерживал крупную армию, но и достиг ядерного паритета с США, построил океанский флот и распространил свое влияние в самые разные части земного шара. Однако его постоянное стремление догнать Америку в глобальном противостоянии не сопровождалось аналогичными достижениями на экономическом уровне. Ирония состояла в том (здесь можно вспомнить, какое важное значение Маркс придавал производственному базису в развитии исторических событий), что страна, претендовавшая на звание подлинного коммунистического государства, со временем стала испытывать все большие экономические трудности.

Сказанное не оспаривает довольно впечатляющего экономического прогресса, достигнутого в СССР (и других странах соцлагеря) начиная с позднего сталинского режима. Во многих отношениях этот регион за несколько десятилетий трансформировался даже сильнее, чем Западная Европа, хотя это может объясняться в первую очередь его изначальной бедностью и «недоразвитостью». Так или иначе, сухие данные статистики свидетельствуют о солидных достижениях. Производство стали, составившее в 1945 году лишь 12,3 млн. тонн, взлетело до 65,3 млн. в 1960-м и до 148 млн. в 1980 году, выведя СССР на первое место в мире по этому показателю; производство электроэнергии за это же время увеличилось с 43,2 до 292 и 1294 млн. киловатт в час; количество выпущенных автомобилей выросло с 74 тыс. единиц до 524 тыс. и затем до 2,2 млн.; и этот список можно было бы продолжать почти бесконечно {989} 989 См., например, [591, арр. С, р. 483; 918, р. 133; 949, р. 340, 387; 932, ch. 6]. . Общий объем промышленного производства благодаря среднегодовому росту свыше 10% в 1950-е годы увеличился с 1953 по 1964 год более чем вчетверо {990} 990 См. [918, р. 133]. , что являлось поразительным достижением, бесспорными свидетельствами которого стали спутник, исследование космоса и военная техника. К концу политической карьеры Хрущева страна приобрела гораздо более состоятельную и основанную на гораздо более широкой базе экономику, чем при Сталине, причем эта разница в абсолютном выражении постоянно увеличивалась.

Имелись, однако, две серьезные проблемы, начинавшие бросать тень на эти достижения. Первой из них был неуклонный долгосрочный спад темпов роста; так, в промышленном производстве он раньше измерялся двузначными числами, а после 1959 года все время замедлялся, составив лишь 3–4% к концу 1970-х годов. Оглядываясь назад, можно сказать, что это довольно-таки естественный ход вещей, ведь ранний поразительный рост был связан в первую очередь с огромными вливаниями труда и капитала. Когда имеющийся потенциал трудовых ресурсов был почти полностью реализован (и начал конкурировать с потребностями вооруженных сил и сельского хозяйства), темпы роста не могли не снизиться. Что касается капиталовложений, то они по большей части направлялись в тяжелую и оборонную промышленность, что опять же способствовало количественному, а не качественному росту и оставляло многие другие секторы экономики недокапитализированными. Хотя средний уровень жизни в России улучшился при Хрущеве и его последователях, потребительский спрос все же не мог (как на Западе) стимулировать рост в такой экономике, где личное потребление намеренно сдерживалось ради сохранения ресурсов для тяжелой промышленности и армии. Но, пожалуй, особенно важно то, что сохранялись хронические структурная слабость и климатическая уязвимость, отрицательно сказывавшиеся на аграрном производстве, которое росло на 4,8% в год в 1950-е, но лишь на 3% в 1960-е и на 1,8% в 1970-е годы, несмотря на все капиталовложения и внимание советских специалистов и министров {991} 991 Проблемам советского сельского хозяйства уделялось повышенное внимание в научных работах. См., в частности, эссе 4 и 5 в [103]; [1150 (Soviet Agricultural Policies); 918, р. 142ff, 160ff]. . Учитывая размер аграрного сектора в СССР и тот факт, что численность населения страны увеличилась на 84 млн. человек за три десятилетия после 1950 года, общий рост национального производства на душу населения существенно отставал от темпов роста промышленного производства, которые можно считать «принудительным» достижением.