Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

Вторая серьезная проблема, как нетрудно догадаться, заключалась в относительном экономическом положении Советского Союза. В течение 1950-х и в начале 1960-х годов, когда его доля в мировом промышленном производстве и торговле увеличивалась, заявление Хрущева о том, что марксистский подход к производству лучше и однажды «похоронит капитализм», казалось обоснованным. Однако за это время сложилась более тревожная для Кремля ситуация. Европейское экономическое сообщество, возглавляемое индустриальным «полугигантом» ФРГ, стало гораздо богаче и производительнее, чем СССР. Маленькое островное государство Япония росло так быстро, что его выход вперед России по размеру ВНП был лишь вопросом времени. Соединенные Штаты Америки, несмотря на их собственный относительный спад в промышленности, оставались впереди по общему объему производства и благосостоянию. Уровень жизни среднестатистических россиян и их восточноевропейских товарищей не приблизился к уровню в Западной Европе, на которую жители стран с марксистскими экономиками взирали с известной завистью. Передовые технологии — компьютеры, робототехника, телекоммуникации — вскрыли тот факт, что СССР и его сателлиты не были готовы к новому этапу конкурентной борьбы. Что же касается сельского хозяйства, то оно с точки зрения эффективности оставалось слабым, как всегда: в 1980 году американский фермер производил достаточно еды для 65 человек, тогда как его русский коллега мог накормить лишь восьмерых {992} 992 См. [203, p. 27]. ’ . Это, в свою очередь, приводило к унизительной необходимости импортировать все больше продовольствия.

Многие из экономических проблем России были характерны и для ее сателлитов, которые тоже демонстрировали высокие темпы роста в 1950-х и начале 1960-х годов, хотя опять-таки это объяснялось низкими начальными показателями по сравнению с Западом, а также приоритетами центрального планирования, тяжелой промышленности и коллективизации сельского хозяйства {993} 993 См. [219, vol. 5, pt. 2, р. 476ff, vol. 6, pt. 2, p. 593ff; 1217; 663]; замечательное краткое резюме — в [16, ch. 6]. . Хотя между странами Восточной Европы наблюдались (и до сих пор наблюдаются) существенные различия в уровне жизни и темпах роста, общая тенденция заключалась в первоначальном подъеме и последующем замедлении, что ставило марксистских лидеров перед трудным выбором. В случае России можно было освоить новые земли, хотя холодный климат на севере и пустыни на юге ограничивали движение в этом направлении (достаточно вспомнить, как смелое освоение целины при Хрущеве вскоре превратило эту местность в пыльный котел) {994} 994 См. [949, р. 330ff, 363f; 103, р. 148]. ; аналогичным образом более активная добыча сырья таила в себе опасность снижения эффективности работы, например с нефтяными месторождениями {995} 995 Подробнее в [452], где будущее нефтедобычи в России описывается более радужно, чем в аналитических отчетах ЦРУ, но при этом автор признает и наличие проблемы расточительства. , при том что стоимость добычи сильно возросла, когда началось бурение в зоне вечной мерзлоты. Промышленность и технологии могли получить дополнительные капиталовложения, но лишь за счет изъятия ресурсов либо из обороны (остававшейся приоритетным направлением в СССР, несмотря на перемены в руководстве), либо из сектора потребительских товаров, что было чревато ростом недовольства (особенно в Восточной Европе), ведь совершенствование средств связи сделало процветание Запада еще более очевидным. Наконец, Россия и близкие ей коммунистические режимы могли пойти на ряд реформ, не обычных антикоррупционных или призванных перетряхнуть бюрократию, а направленных на саму систему , стимулирование личной инициативы, внедрение более реалистичного механизма ценообразования, разрешение более масштабного частного фермерства, поощрение открытых обсуждений и предпринимательского начала в области новых технологий и многое другое; иначе говоря, это означало выбрать вариант «ползучего капитализма», вроде того, который ловко проводила Венгрия в 1970-е годы. Сложность этой стратегии, как показали события 1968 года в Чехословакии, заключалась в том, что меры «либерализации» бросали тень на сам коммунистический режим, а потому претили партийным идеологам и военным на протяжении всей эпохи осторожного правления Брежнева {996} 996 Многое из этого будет обсуждаться в последней главе, но см. также [103, особ, р. 40211; 1112, р. 14–26; 453; 299, ch. 3; 239]. О проблемах Восточной Европы см. Cracks in the Soviet Empire? (International Security, vol. 6, no. 3 (зима 1981/1982). . Поэтому бороться с экономическим замедлением следовало аккуратно, что, соответственно, практически исключало вероятность ошеломительного успеха.

Возможно, единственным утешением для кремлевского начальства служило то, что главный соперник, США, тоже испытывал экономические трудности с 1960-х годов и быстро терял ту впечатляющую относительную долю в мировом богатстве, производстве и торговле, которой обладал в 1945 году. Впрочем, эта дата очень важна для понимания характера американского относительного спада. Как утверждалось ранее, благоприятное экономическое положение США в тот момент истории было одновременно беспрецедентным и искусственным. Страна находилась на вершине мира не только благодаря собственному производственному спруту, но и в результате слабости других государств. Эта ситуация изменилась не в пользу Соединенных Штатов позже, когда Европа и Япония вернулись к довоенному уровню производства, а затем изменилась еще сильнее, когда произошел общий бум мирового промышленного производства (которое выросло втрое с 1953 по 1973 год). Конечно же, США не могли сохранить за собой столь большой кусок пирога (около половины), ведь новые фабрики и заводы открывались по всему земному шару. К 1953 году, по подсчетам Байроха, доля США сократилась до 44,7%, а к 1980 году — до 31,5% и продолжала уменьшаться {997} 997 [48, p. 304]. . По этой же причине экономические индикаторы ЦРУ показывали, что доля США в мировом ВНП упала с 25,9% в 1960 году до 21,5% в 1980-м (см. табл. 43) (хотя кратковременное укрепление доллара на мировых рынках привело к некоторому увеличению этого показателя в следующие несколько лет) {998} 998 Для сравнения см. [203, p. 4], где приведены скорректированные из-за снижения котировок американской валюты данные за 1987 г. . Дело было не в том, что американцы стали производить меньше (если не считать тех отраслей, которые переживали спад во всем западном мире), а в том, что другие производили намного больше. Пожалуй, проще всего проиллюстрировать два главных тренда этой новой реальности на примере автомобильного производства: в 1960 году Соединенные Штаты Америки изготовили 6,65 млн. автомобилей, что составило целых 52% от общемирового производства в 12,8 млн. машин; в 1980 году выпустили только 23% от общего количества, но поскольку оно на тот момент составляло уже 30 млн. штук, то на США пришлось 6,9 млн. автомобилей.