Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

В договоренностях 1762–1763 годов самую большую выгоду вновь получила Великобритания. Даже вернув Франции и Испании захваченные территории, она уже закрепилась в Вест-Индии и западной Африке, фактически лишила французов влияния в Индии и контролировала большую часть североамериканского континента. Таким образом, Великобритания получила доступ к намного более значительным и потенциально богатым территориям, чем Лотарингия, Силезия и прочие области, за которые так жестоко боролись европейские государства. Ко всему прочему, это помогло сдержать реализацию дипломатических и военных амбиций Франции в Европе и, таким образом, сохранило общий баланс сил. Для сравнения отметим: Франция не только потеряла свои владения за границей, но также, в отличие от 1748 года, потерпела неудачу и в Европе; ее отнюдь не блестящая военная кампания продемонстрировала, что центр тяжести стал плавно перемещаться с запада Европы на восток, что фактически подтвердило и общее игнорирование пожеланий Франции во время первого раздела Польши в 1772 году. Все это прекрасно подходило британским политическим кругам, которым было вполне достаточно контролировать все процессы за пределами Европы и которые при этом не стремились взваливать на себя соответствующие обязательства на континенте.

В «передышке» длиной больше десятилетия, возникшей перед очередной фазой англо-французского противостояния, с трудом можно было рассмотреть возможный разворот в будущем Великобритании. Семилетняя война так подорвала налоговую систему и общественные структуры великих держав, что большинство ее лидеров ушли в оппозицию столь смелой внешней политики. Самоанализ и реформы стали главными на повестке дня. Военные потери Пруссии (полмиллиона погибших, включая 180 тыс. солдат) потрясли Фридриха, который теперь предпочитал вести более тихую и скромную жизнь. Несмотря на 300 тыс. погибших, армия Габсбургской империи выглядела не столь ужасно, но сама система правления, безусловно, нуждалась в изменениях, которые вызвали определенное недовольство на местах (особенно среди венгров) и настороженность министров Марии Терезии. В России Екатерине II пришлось запустить серьезные законодательные и административные реформы и подавлять восстание Пугачева (1773–1775). Однако это не помешало дальнейшей российской экспансии на юг и попыткам лишить Польшу остатков независимости, но эти маневры все еще могли рассматриваться как события регионального масштаба, далекие от грандиозных европейских альянсов, которые так занимали ведущие государства во время Семилетней войны. Теперь связи с западными монархиями были менее важны.

В Великобритании и Франции на повестке дня также стояли сугубо внутренние дела. Ужасающий рост государственного долга в обеих странах вынудил их искать новые источники дохода, а проводимые административные реформы, порождавшие многочисленные споры, все больше и больше портили уже натянутые отношения между Георгом III и оппозицией в Лондоне и между королевским двором и парламентами в Париже. Все это неизбежно делало британскую внешнюю политику в Европе еще более непоследовательной и интроспективной, чем она была во времена Питта. Тенденция усиливалась по мере нарастания конфликта с американскими колонистами по вопросам налогообложения и исполнения законов о торговле и навигации. У французов, однако, внутренние проблемы не затмили полностью вопросы внешней политики. Шуазель и его преемники, тяжело переживавшие поражение 1763 года, делали все возможное, чтобы укрепить положение Франции в будущем. Несмотря на необходимость экономить, французский флот активно развивался и увеличивался в размерах, а связи с Испанией становились все теснее. Людовик XV осуждал активную поддержку Шуазелем Испании в ее борьбе против Великобритании на Фолклендских островах в 1770 году, так как война с участием великих держав пагубно сказалась бы на финансах. Тем не менее французская политика продолжала носить явный антибританский характер и была нацелена на извлечение малейшей выгоды из проблем, с которыми Великобритания могла столкнуться за пределами острова {189} 189 См. [812, р. 253–258; NCMH, vol. 8, р. 254ff; 1041; 1163, р. 17–35; 1, р. 313–337; 1074]. .

Дело в том, что, когда ссора Лондона с американскими колонистами переросла в открытые военные действия, Великобритания во многих отношениях была в заметно более ослабленном положении, чем в 1739 или 1756 году {190} 190 О дальнейшем развитии событий см. [216, ch. 4–6; 814; 315; 154; NCMH, vol. 8, ch. 15–19; 552; 1162, р. 113–125]. . И здесь в значительной степени вина лежит на отдельных деятелях страны. Ни Норт, ни Шелберн, ни любой другой политик не могли встать во главе государства или предложить четкую и понятную стратегию. Политические распри, подпитываемые вмешательством Георга III и жесткими дебатами относительно ситуации с американскими колонистами, разделили нацию на два лагеря. Кроме того, за прошедшие годы ослабли две важные опоры британского могущества — экономика и флот. Экспорт, пережив бум во время Семилетней войны, стагнировал, а в 1770-х годах начал уменьшаться, отчасти из-за бойкота, объявленного колонистами, а затем и вследствие разгорающегося конфликта с Францией, Испанией и Нидерландами. За пятнадцать лет мира британский флот понемногу сдал свои позиции. Некоторым из английских адмиралов не хватало «зрелости», как и древесине, которая шла на строительство новых линейных кораблей. Отказ от стратегии ближней блокады после присоединения Франции к войне в 1778 году, возможно, спас британские суда от большего износа, но при этом в действительности лишил Великобританию господства на море: вспомогательные экспедиции на Гибралтар, в Вест-Индию и на североамериканское побережье в данном случае не стали полноценной заменой для эффективного контроля западных подступов французского побережья, способного предотвратить отправку вражеских флотилий на удаленные театры военных действий. К тому времени, когда силы британского флота были восстановлены, а его господство на море подтвердили победа адмирала Родни в сражении у острова Всех Святых и снятие блокады Гибралтара адмиралом Хоу в 1782 году, война в Америке практически закончилась.

Но даже если бы флот имел лучшее оснащение, а система управления государством была эффективнее, в конфликте 1776–1783 годов перед Великобританией все равно стояли бы две стратегические проблемы, с которыми она не сталкивалась ни в одной другой войне в XVIII веке. Во-первых, после распространения восстания по всей Америке для его подавления британские войска были вынуждены вести крупномасштабную континентальную военную кампанию за три тысячи миль от дома. Надежды Лондона решить проблемы, используя свое господство на море, не оправдались. Англичане не смогли, контролируя морские пути, поставить на колени практически самодостаточных колонистов (хотя, бесспорно, им все же удалось уменьшить приток оружия и людей из Европы). Завоевать и удержать все восточные территории Америки было бы затруднительно даже для Великой армии Наполеона, не говоря уже о британской армии образца 1770-х годов. Значительные расстояния и связанные с этим трудности коммуникации не только препятствовали эффективному стратегическому управлению военными действиями из Лондона или даже из Нью-Йорка, но также усугубляли проблемы снабжения: «каждый бисквит, солдат и пуля, необходимые британским войскам в Америке, должны были прежде преодолеть три тысячи миль по океану» {191} 191 [1255, р. 243]. См. также [51; 138; 274; 553]. . Каких бы значительных улучшений в армии и на флоте ни достигало британское военное министерство, чудовищная нехватка транспорта и трудности с поставками все перечеркивали. Кроме того, колониальное сообщество было настолько децентрализовано, что захват населенного пункта или даже крупного города не оказывал большого влияния на ход войны. Власть британской короны удерживалась на оккупированных территориях, только пока там размещались регулярные части. Как только они уходили, повстанцы вновь свергали лоялистов и устанавливали свою власть. Если для захвата французской Канады двумя десятилетиями ранее потребовалось 50 тыс. британских солдат при значительной колониальной поддержке , сколько же теперь было необходимо для восстановления имперской власти — 150 тыс. или, может быть, 250 тыс.? По мнению одного известного историка, «скорее всего, вопрос восстановления британской власти в Америке не мог быть решен исключительно путем применения военной силы, как бы эффективно она ни использовалась» {192} 192 [64, р. 225]. .