Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

Моя власть держится на моей славе, а моя слава на победах, которые я одержал. Моя власть прекратится, если я не буду питать ее новой славой и новыми победами. Я стал таким, какой я есть, благодаря победам, и только они помогут мне сохранить достигнутое {208} 208 [447, р. 129]. . [25] Сравните с известным предсказанием Гибера накануне Революции о том, что люди, «знающие, как дешево вести войны и жить за счет плодов своих побед, вряд ли сложат оружие перед лицом отсутствия денег» (NCMH, vol. 8, р. 217), а также со словами Спенсера Уилкинсона, приведенными в [1285, р. 147 — 148,152].

Как же в таком случае можно было победить Наполеона? Великобритания, испытывавшая острую нехватку солдат, была не способна справиться с ним в одиночку. И нападение на Францию любого континентального государства без поддержки других всегда было обречено на поражение. Несвоевременное присоединение к войне Пруссии в 1806 году является ярким тому примером. Впрочем, это не помешало расстроенным австрийцам возобновить военные действия против Франции в начале 1809 года. Но несмотря на продемонстрированную в битвах при Экмюле и Асперне стойкость, последующий разгром при Ваграме вновь заставил Вену пойти на заключение мира и уступить часть своей территории Франции и ее союзникам. Кроме того, успехам французов в борьбе с Австрией предшествовало вторжение Наполеона в Испанию для подавления там восстания. Создавалось впечатление, что где бы ни возникало сопротивление императору, его очаг немедленно ликвидировался французскими войсками. И хотя на море британцы демонстрировали подобную же беспощадность к своим врагам, и фактическим, и потенциальным (если вспомнить атаку на Копенгаген в августе 1807 года), они до сих пор больше были склонны растрачивать военные ресурсы на локальные рейды у южных берегов Италии, бессмысленное нападение на Буэнос-Айрес, а также неудачную и затратную (в отношении как финансовых, так и человеческих ресурсов) Валхеренскую экспедицию летом 1809 года {209} 209 См. [447, р. 140–141; 643, р. 22, 317; 1184, ch. 9–10]. .

Все это происходило в тот период, когда у казавшегося непобедимым Наполеона в его империи стали появляться первые достаточно существенные трещины. Следовавшие друг за другом победы на полях сражений давались французам слишком большой кровью: 15 тыс. убитых под Эйлау, 12 тыс. — под Фридландом, 23 тыс. погибших и взятых в плен солдат и офицеров под Байленом, огромные потери в 44 тыс. человек под Асперном и 30 тыс. — под Ваграмом. В армии все меньше оставалось опытных и подготовленных солдат, даже в элитных гвардейских подразделениях. Например, в 1809 году из 148 тыс. гвардейцев германской армии 47 тыс. были несовершеннолетними призывниками {210} 210 Цифры взяты из [447, р. 152]. См. также [213, р. 734]. О военной кампании и восстановлении сил австрийской армии см. [1106, р. 123ff]. . Хотя армию Наполеона, как и впоследствии Гитлера, во многом составляли выходцы из завоеванных государств и сателлитов, человеческие ресурсы французов явно были истощены, тогда как у непредсказуемого русского царя эти ресурсы были безграничны, а упрямые и униженные австрийцы даже после разгрома под Ваграмом обладали весьма значительной «боеспособной армией». Все это сыграло решающую роль уже в ближайшем будущем.

Кроме того, вторжение Наполеона в Испанию в конце 1808 года не решило исхода предпринятой там кампании, как он наивно предполагал. Рассеяв испанскую армию, он тем самым, сам того не желая, подтолкнул местное население к партизанской войне, а такого рода сопротивление подавить было намного труднее, к тому же оно создавало серьезные проблемы для тылового обеспечения французской армии. Поскольку местное население отказывалось снабжать войска Наполеона продовольствием, они очень сильно зависели от собственных нестабильных схем поставок. Более того, сделав из Испании и в еще большей степени Португалии арену для военных действий, Наполеон тем самым покусился на одну из тех территорий, куда до сих пор неактивные британцы могли вмешаться — сначала действуя осторожно, но постепенно все увереннее и увереннее, видя, как Веллингтон удачно использует сочувствующих ему местных жителей, преимущество географического положения полуострова, господство английского флота на море и, наконец, свои быстро набирающиеся опыта войска для сдерживания и ослабления натиска французов. Потери в 25 тыс. человек, понесенные армией Массена во время его бесплодного похода на Лиссабон в 1810 — 1811 годах, были первым знаком для французов, что «испанскую язву» невозможно удалить хирургическим путем, даже имея на юге Пиренеев почти 300-тысячную армию {211} 211 О Пиренейских войнах см. соответствующие разделы книг: [1343; 450; 448; 1184, р. 198ff]. Описание войн с позиции Франции см. [1285; 1100, р. 276ff; 785]. Важность вклада Испании правильно подана в [423]. .

Помимо ослабления Франции англичане добились того, что Испания перестала чинить какие-либо стратегические или коммерческие препоны Великобритании. В конце концов, прежде в большинстве англо-французских войн Испания боролась на стороне Франции, что не только создавало угрозу потери Гибралтара и масштабных военных действий на море (силами объединенного франко-испанского флота) против британского военно-морского флота, но и негативно сказывалось на возможности экспорта на рынки Пиренейского полуострова, Латинской Америки и Средиземноморья. Дружественная, а не враждебная Испания в данном случае означала конец всем этим угрозам. Это сильно ослабило негативный эффект для британской торговли от введения континентальной системы, поскольку товары из Ланкашира и центральных графств Англии вернулись на свои прежние рынки. В 1810 году общий объем экспорта Великобритании достиг рекордных £48 млн. (против £37 млн. в 1808-м). И хотя передышка была слишком краткой из-за закрытия Балтики и бурных споров между Великобританией и США по поводу реквизиции и блокады, ее эффект оказался благотворным. Она придала силы самому могущественному врагу Наполеона за пределами континента в то время, когда в самой Европе назревал политический взрыв.

В действительности наполеоновская система управления в Европе имела достаточно противоречивую природу. Не беря во внимание достоинства и недостатки революции в самой Франции, страна, объявляющая свободу, братство и равенство, теперь под руководством своего императора занималась порабощением населения соседних территорий, размещая на них свои войска, конфискуя их товары, нарушая торговлю, налагая огромные контрибуции, взимая непомерные налоги и забирая в армию местную молодежь {212} 212 См. [156, ch. 13–14; 755, vol. 2, ch. 7–8; 451, особ. ch. 8; 104, ch. 11–13; 1047, ch. 1–2]. . Негодование росло по мере ужесточения условий, диктуемых континентальной системой: не только Нант и Бордо, но также Амстердам, Гамбург, Триест несли огромные убытки из-за экономической войны, которую вел Наполеон против Великобритании. Но немногие решались на открытое вооруженное выступление, как испанцы, или просто на выход из губительной континентальной системы, как русские в декабре 1810 года {213} 213 См. [267; 447, ch. 4–5; 240; NCMH, vol. 9, p. 512ff], О политике России см. [213, р. 739ff; 781; 1039]. . Однако после того, как Великая армия Наполеона была разгромлена в московских кампаниях, а его испанская армия оттеснена к Пиренеям, появилась возможность положить конец французской гегемонии. Все, что нужно было пруссакам, русским, шведам, австрийцам и прочим союзникам, так это оружие и снаряжение (деньги, разумеется, тоже), которые уже в достаточном количестве поступали от британцев португальцам и испанцам. Таким образом, безопасность Британских островов и ее относительное процветание, с одной стороны, и изнуряющая и все более алчная природа французского правления, с другой, наконец сошлись, чтобы в итоге уничтожить империю Наполеона.