С Сулимин - Чудовищные злодеяния финско-фашистских захватчиков на территории Карело-Финской ССР. Сборник документов и материалов

В этот час состоялся сбор командиров взводов финского батальона: убийцы готовились к расправе со своими жертвами.

«Командир роты капитан Пуустикен, - показал один из участников этого разбойничьего налёта военнопленный В., - позвал к себе всех командиров взводов и дал приказание сжечь все дома и постройки в посёлке. Командир нашего взвода лейтенант Ахвенайнен, передавая приказание Пуустинен своему взводу, добавил: «Если услышите, что в домах есть люди, то забросайте окна гранатами, а потом зажигайте дома». Я слышал взрывы гранат во многих домах. Видимо, и другие взводы поступали таким же образом»...

«Другие взводы» поступали именно так, как им предписывало финское командование. Посёлок был объят пламенем. Стоны и плач женщин и детей не были слышны - всё заглушали взрывы гранат, грохот обрушивающихся домов.

Солдат Хуго Юссила из 985 противовоздушной роты, взятый в плен 1 июля 1942 г., показал:

«В селе Паданы несколько сот человек местных жителей. Большая часть из них - коренные жители села, а остальные собраны из окружающих деревень. Без разрешения отлучаться из сеча никому нельзя. Всё гражданское население привлечено к работам. Каждый должен работать под надзором охранников. Власть в селе принадлежит военному коменданту майору Кивикко»,

Солдат Паули Кивеля из 5 пехотного полка, взятый в плен 8 апреля 1943 г., показал:

«В деревне Паданы и Сельга я видел мирных людей. Они используются на разных работах. Они голодают. В деревне Сельга я прочитал приказ финского командования, где говорилось, что за появление на улице после 10 часов вечера - расстрел».

Солдат Лео Тойвонен из 3 пехотной бригады, взятый в плен 8 апреля 1943 г., показал:

«В селе Паданы имеется гражданское население. Когда я был там, всех граждан русской национальности отправили в Финляндию».

Капрал Эско Хелстен из 15 отдельного сапёрного батальона, взятый в плен 25 марта 1943 г., показал:

«Мирное карельское население я видел в дер. Толвуя (Карелы из деревень Петровского района, эвакуировавшиеся осенью 1941 г. в Заонежье). Из маленьких деревень жители согнаны в одно место, чтобы легче было следить за их поведением».

Солдат Эйно Хусу из 21 отдельного батальона, взятый в плен 26 февраля 1943 г, показал:

«В Петрозаводске я видел ваше мирное население. По улицам им не разрешается ходить. На вокзале раньше дети занимались попрошайничеством у финских солдат, а теперь это строго запрещено».

Солдат Эркки Хейсканен из 3 пехотной бригады, взятый в плен 15 сентября 1942 г., показал:

«На улицах города Петрозаводска мы встретили испуганных женщин с детьми на руках. Наши газеты утверждали, что гражданское население завоёванных районов получает такой же паёк, как и население Финляндии, но это не верно. Вид советских граждан свидетельствует о том, что они сильно голодают».

Пленный финский солдат Суло Иоганнес Ахо из 2 отдельного батальона береговой обороны рассказал:

«В деревнях, расположенных на западном берегу Падмозеро, и в деревнях южнее этого озера имеется гражданское население, состоящее из русских и карел. В большинстве своём это женщины и дети. Финские военные власти держат их здесь на положении заключённых и в принудительном порядке заставляют выполнять тяжёлые работы. Всё лето и осень истёкшего года население работало на полях, урожай с которых был целиком реквизирован для финской армии. В деревне Мустово находится подсобное хозяйство нашего второго батальона. Ему передано около 80 голов скота, отобранного у местного населения.

Местных жителей принуждали работать в этом хозяйстве, которым заведывал один сержант - щюцкоровец. Он избивал подростков в возрасте 15 лет за то, что те не в силах были выполнить установленную им норму выработки. Это, конечно, проходит для щюцкоровца безнаказанно, так как подобное отношение к советским людям считается нормальным.

В течение лета 1943 года было согнано свыше 200 человек, главным образом подростков, из ближайших деревень на строительство дороги в районе Толвуя и пристани Шитики. Все эти люди работали под охраной финских солдат, как заключённые. Никакой оплаты за этот каторжный труд население не получало. Офицеры и солдаты, несущие охрану лагеря для мирного населения, чувствуют себя здесь полными хозяевами и делают с людьми, что хотят. Много местных девушек ими были изнасилованы».

В найденном у капрала Унто Пуккила письме от друга из Хельсинки есть такие строчки:

«Изрядно вышив, мы приволокли к себе трёх русских девушек - пленниц российской Карелии. Мы оставили их в чём мать родила. Они сопротивлялись, но мы досыта над ними потешились».

Перебежчик младший сержант финской армии Юхо Перяясви, комендант Военного Управления Восточной Карелией в деревне Толвуя Заонежского района, 27 июня 1944 г. рассказал:

«Я служил комендантом Военного Управления Восточной Карелией, которое осуществляло руководство сельскохозяйственными делами в Восточной Карелии.

Военное Управление Восточной Карелией расположено в Иоэнсуу. Начальником Управления является генерал-лейтенант Араюри. Военное Управление делится на три района - Беломорский, Олонецкий и Масельский. Последний район недавно был ликвидирован и передан Беломорскому и Олонецкому районам. Начальником Олонецкого района является подполковник Кесямаа, начальником земельного отдела этого же района - майор Калтио.

Начальником Беломорского района является полковник Хирвикоски, начальником земельного отдела - капитан Коскинен. Военное Управление объединяет государственные угодья и одновременно руководит сельскохозяйственными делами среди местного населения.

На государственных угодьях работали местные жители в принудительном порядке. Тех, кто отказывался выполнять задания, угоняют в концентрационные лагери. Заработная плата за труд определялась от 7 до 20 марок в день. Поэтому работающие живут всегда впроголодь. В 1941 году населению было предложено в принудительном порядке отдать Военному Управлению весь скот и сельхозинвентарь, причём 40 процентов коров уходило на снабжение армии. Осенью 1943 года и весной в 1944 году Военное Управление стало продавать населению отобранных ранее у них коров и лошадей. Таким образом крестьяне вынуждены были выкупать им же принадлежащий скот. Сельскохозяйственный инвентарь также был отобран и в последующем продавался населению, как и скот. За худую корову, очень часто безмолочную, крестьяне вынуждены были платить 3500-4000 марок, а за плуг или соху 70-109 марок. Лошадей продавали также самых плохих, по стоимости до 12 000 марок. О плохом состоянии лошадей говорит тот факт, что население не в состоянии было провести полностью весенний сев весной 1944 года. Даже молоко от своих коров крестьяне вынуждены были выкупать, уплачивая по 4 марки за литр.