Олег Арин - О любви, семье и государстве [Философско-социологический очерк]

Иначе говоря, человек более высоких достоинств не может любить человека с меньшими достоинствами одинаково, как если бы он любил человека с большими достоинствами. А человек с меньшими достоинствами не может адекватно любить человека с большими достоинствами.

В абстрактной форме Фома Аквинский по сути поднял вопрос, который в упрощенной форме звучит так: может ли хороший человек полюбить плохого, а плохой хорошего? В данном случае под «плохим-хорошим» имеется в виду совокупность не только моральных качеств, но и уровень интеллекта. Ответ такой: хороший человек может полюбить плохого в надежде, что своей любовью он возвысит, поднимет плохого хотя бы до своего уровня. Плохой же вряд ли полюбит хорошего, так как у него просто не хватит интеллекта (знаний) осознать объем его положительных качеств.

Такой ответ объясняет, почему умные люди могут, грубо говоря, полюбить дураков, но дураки никогда не смогут полюбить умных. Примеров — тьма.

Иной круг вопросов возникал в связи с любовью к богу, к другим и к себе. Например, почему надо любить ближнего («соседа»). Фома Аквинский отвечает: поскольку всех создал бог, мы обязаны всех любить «вообще», но всегда должны быть готовыми любить и «в частности». Именно на «вообще» падает любовь-благодеяние, на «частность» — любовь, более чем благодеяние. И здесь он уточняет, что разница между любовью и благодеянием в том, что если я люблю кого-то, я стремлюсь к объединению с ним. То есть в любви я оцениваю ценность этого «кого-то», отвечаю на эту ценность желанием сделать добро тому, кого полюбил и стать единым с ним.

Что означает союз между любящим и любимым? Аквинский отвечает: существует реальный союз и формальный . Реальный союз — это когда любящие постоянно находятся друг с другом во взаимодействии. Формальный союз строится на расположении (affections), когда благодаря воле или эмоциям некто стремится сделать другому добро как «самому себе», что обычно называется дружеской любовью. Он полагает, что союз, основанный на расположении, вытекает из представления или понимания. Так, в дружеской любви я интеллектуально осознаю ценность, скажем, некой личности. Это есть союз на основе представления. Мой объект попал в мой мозг, и здесь мы с ним объединились в моем интеллекте (точнее — в сознании). Он стал частью меня, и, следовательно, делая ему добро, я это добро делаю и себе. Но, соединившись с ним, я стал частью и его, в результате, если он испытывает добро или зло, то это отражается и на мне.

Оставляя в стороне реальный союз, который касается главным образом мужчины и женщины, расшифруем суть формального союза, который важен не только с точки зрения так называемой дружеской любви. Идея формального союза хорошо объясняет любовь к родине, которая вроде бы слишком отличается от любви между мужчиной и женщиной, хотя в основе — это одно и то же.

Дело в том, что любовь к родине — это не просто желательность или обязанность, это условие существования самого индивидуума, по крайней мере на определенном историческом этапе человеческого развития или развития того или иного государства. Когда в сознании возникает чувство любви к родине, родина становится частью твоего сознания, т. е. тебя, важным аспектом твоего мышления. В твоей голове произошел союз с родиной. В силу своей любви к ней ты все время стремишься делать ей благо. Если это не удается, то ты испытываешь неудовлетворение, поскольку эта любовь внутри тебя, а ты и родина неразрывны. Напоминает военный термин из эпохи баланса сил: система взаимогарантированного уничтожения (ВГУ). В системе любви это звучало бы как система взаимогарантированной любви (ВГЛ): ущерб или благо для одной стороны означает то же самое для другой стороны. Но одновременно и ты есть часть своей родины, хотя бы уже в силу простого физического нахождения на ее территории. Поэтому и родина (= государство) объективно обязана тебя любить, т. е. создавать все необходимые для твоего существования блага (прежде всего охранять твою безопасность). Если она тебе этих благ не предоставляет, она наносит ущерб не только тебе, но и себе самой, поскольку ты являешься ее частью. Эта любовь, которую можно назвать как филопатрия (или патрифилия), является союзом, основанным, по выражению Аквинского, на представлении и понимании. Причем данный тип любви — филопатрия, пока существуют государства, является наивысшим; его отсутствие приводит к взаимному разрушению личности и государства, а следовательно, все остальные формы и типы любви не имеют возможности себя проявить. Поэтому этот союз, основанный на любви к родине, я, в отличие от Аквинского, называю не формальным, а жизненным союзом.

В эпоху Возрождения любовь, естественно, вернулась к человеку и тесно увязывалась с познанием. С этих позиций о ней писали многие мыслители Ренессанса, в том числе, конечно же, и Леонардо да Винчи . Причем обычно они концентрировали внимание не на всеобщности любви, а на ее выборочности, т. е. на любви к конкретному субъекту, достойному любви. Само же достоинство выявляется путем познания субъекта любви. Леонардо да Винчи пишет: «Вещь, будучи познана, пребывает с интеллектом нашим» [16] Леонардо да Винчи. Избранные произведения, с. 73. . Но такое состояние наступает только тогда, когда познающий и познаваемый равны друг другу. «Поэтому многие влюбляются и берут себе в жены похожих на себя; и часто дети, рождающиеся от них, похожи на своих родителей» (с.285). Тема совместимости, «соразмерности» любящих, поднятая еще древними греками, затем Фомой Аквинским, а также Леонардо, является решающей при формировании семьи, о чем речь впереди.

Джордано Бруно , отвергая принцип «нерационального порыва», рассматривал любовь как огненную страсть, вдохновляющую человека на познание природы. Для него любовь — это такая космическая сила, которая делает человека непобедимым. В таком же космическом ключе о любви рассуждал немецкий мыслитель Яков Бёме , который, соединяя ее с разумом, восхвалял разумную любовь.

С рационалистических позиций к любви относился Рене Декарт . В трактате «Страсти души» (1649) он утверждал: «Любовь есть волнение души, вызванное движением "духов", которое побуждает душу добровольно соединиться с предметами, которые кажутся ей близкими» [17] Декарт, с. 633. . Хотя в его определении фигурирует «дух», но сам он поясняет, что этот «дух» есть состояние тела и суждений, т. е. чисто человеческое явление. Но у Декарта интересно другое: он разграничивает простую привязанность, дружбу и благоговение. Он пишет: «Мне кажется, что с большим основанием можно различать любовь, связанную с уважением, питаемым к тому, кого любят, и любовь к самому себе. Если, например, уважают предмет своей любви меньше, чем самого себя, то к нему чувствуют только простую привязанность, если же уважают наравне с собой, то это называется дружбой, а если его уважают больше самого себя, то такая страсть может быть названа благоговением» (с. 635).