Фриц Гаузе - Кёнигсберг в Пруссии: история одного европейского города

Депутация, посетившая в Каймене русского генерала Фермора, подписала 21 января акт о капитуляции, после чего город сдался без боя, получив взамен подтверждение всех прав и свобод. Учреждения могли продолжать работу, служащие, присягнувшие на верность царице, оставались на своих местах; городские кассы не подвергались конфискации, почтовая связь и торговля не нарушались; даже расквартирование проводилось по прусскому образцу, то есть центральная часть города и дома, которым были дарованы привилегии, оставались свободными. На следующий день Фермор торжественно вступил в Кёнигсберг. По его желанию его встречали как князя — с колокольным звоном, барабанным боем и фанфарами; в замке ждала верхушка власти и сословий, оставшаяся в стране. 24 января — этот день выбрали преднамеренно, так как это был день рождения короля, — жители Кёнигсберга присягнули царице Елизавете: власти в Замковой церкви, горожане — в альтштадской.

Методы оккупации в те времена были намного гуманнее, чем позднее. Русские солдаты соблюдали хорошую дисциплину; большинство офицеров высших чинов было из остзейских немцев и получило французское воспитание, как, впрочем, и вся европейская аристократия. Для граждан почти не существовало ограничений ни в свободе передвижения, ни в хозяйственной деятельности. Оккупация мало что изменила во внешнем облике города, только прусский орел всюду заменили русским двуглавым орлом, в том числе и в шапке «Королевской привилегией издаваемых прусских известий о, государстве, войне и мире». Губернатор со своим штабом занял замок, дав команду на окончание строительных работ, начатых Унфридтом. Штайндаммская церковь была перестроена для православного богослужения и с большой помпезностью освящена архимандритом Ефремом. В остальных случаях русские оккупационные власти не реквизировали помещений для себя, так как в учреждениях и церквах продолжали служить прусские чиновники и прежние пасторы. Разница состояла лишь в том, что теперь чиновники работали под не очень обременительным надзором остзейского немца-контролёра, назначенного губернатором. Пасторы же призывали молиться не за короля, как прежде, а за царицу. Русские оказывали большое уважение университету и не трогали свободы образования, чему в значительной степени способствовало угодничество многих профессоров. Новые власти участвовали в торжественных мероприятиях университета и требовали от своих офицеров посещать лекции, в том числе и лекции по математике и фортификации приват-доцента Канта. Русские офицеры были желанными гостями в ложах и у коммерсантов, участвовали в балах, саночных выездах и маскарадах. Жители Кёнигсберга отваживались курить на улице табак и научились пить пунш; их нравы стали более свободными. Рубль был активнее, чем талер. Стиль жизни получил налёт атмосферы петербургского общества.

Так как царица рассматривала Восточную Пруссию не как завоёванную страну, а как часть своей империи, то русские, вопреки своим обычаям, не разграбили Кёнигсберг и не подвергли людей депортации. Однако оккупация привела к перераспределению ролей в торговле. Хотя связь с Берлином не прерывалась и почта почти нормально функционировала через Данциг, но граница с Литвой стала открытой, а в порту исчез прусский флаг и на первое место выдвинулся данцигский. Большие трудности доставляло многообразие денежных знаков и переустройство финансов, пока губернатор не ввёл вновь в обращение кёнигсбергские монеты, отчеканив на них портрет царицы.

Ремесленники и купцы Кёнигсберга хорошо заработали на оккупационных властях. Многие ремесленники откликались на многочисленные запросы русской армии. Купцы зарабатывали на военных поставках и торговле зерном. Братья Адольф и Фридрих Сатургусы и молодой Райнхольд Фаренхайд заложили основы своего богатства именно в эти годы. Отход русских частей после восхождения на престол царя Петра Ⅲ дал Сатургусам и их друзьям-коммерсантам ещё одну возможность для выгодной сделки: закупить в магазинах русской армии партии зерна и муки. Но радость от полученных барышей несколько снизилась из-за контрибуции, которую губернатор наложил на страну. Из суммы в один миллион талеров только на Кенигсберг пришлось две трети. И даже освобождённые от налогов горожане на этот раз, к своему раздражению, обязаны были платить. Депутация кёнигсбергских купцов смогла добиться в Петербурге снижения контрибуции до суммы в три миллиона гульденов. Когда губернатор, не получив ещё первую, наложил повторную контрибуцию в том же размере, то делегация купцов, снабжённая хорошими деньгами на взятки, договорилась об уменьшении суммы и более выгодных условиях её выплаты.

Мир, заключённый царём с Фридрихом Великим 5 мая 1762 года, в Кёнигсберге обнародовали 5 июля. Горожане освобождались от данной присяги, портреты царицы удалили из присутственных мест и заменили портретами прусского короля. 10 июля пруссаки и русские вместе праздновали именины императрицы Екатерины. Но через несколько дней после убийства Петра Ⅲ и восхождения на престол новой царицы, заключённый мир был отменён. Зависимость Восточной Пруссии от России была вновь восстановлена. И лишь 6 августа всё это объявили недоразумением. 21 февраля в Кёнигсберг прибыл королевский фельдъегерь, которого сопровождали 30 дудевших в рожки ямщиков. Он принёс известие о мире, заключённом 15 февраля в Хубертусбурге*. Торжественным благодарственным молебном 13 марта закончилось военное время и время русских.

Фридрих Великий не простил жителям Восточной Пруссии того, что они присягали на верность царице. Даже 200 тысяч таперов, переданных королю кёнигсбергскими купцами сразу же после ухода русских, и заверения гумбинненского президента палат Домхардта, остававшегося во время оккупации в стране и руководившего теперь палатой и в Кёнигсберге, в том, что купцы «своим бескорыстием и находчивостью проявили себя верными подданными Его королевского Величества», не смогли смягчить гнев короля. Он никогда больше не приезжал в Восточную Пруссию.

Сопротивление в смысле подпольного движения или же партизанской войны не были в духе времени. Драки между горожанами и русскими солдатами, возникавшие время от времени, не имели политического значения. За весь период пребывания у власти русских произошёл только один случай, который можно охарактеризовать как «сопротивление». Придворный проповедник Даниэль Генрих Арнольдт использовал при принудительном праздновании русской победы при Кунерсдорфе слова пророка Михея: «Не радуйся, моя противница, что я низложен; я снова поднимусь». Этот смелый человек избежал ссылки в Сибирь только потому, что заболел в заключении. Когда в Рождественский пост он с церковной кафедры должен был извиниться, то раздались крики «Пожар, пожар». Возникла паника. В результате извинение не состоялось. Губернатор ограничился в конце концов объяснением Арнольдта, из которого исходило, что тот не намеревался обижать царицу.