Фернан Бродель - Время мира

Изображение португальского судна, высеченное и раскрашенное на скале у входа в китайский храм Амегаш в Макао. Фото Роже — Виолле.

Иностранцы, само собой разумеется, сыграли свою роль в португальской экспансии. Но нужно ли ее преувеличивать? Мы почти не погрешим против действительности, сказав, что иноземец обычно шел по следам успеха, присваивал его, оказавшись на месте, в гораздо большей степени, нежели подготавливал его. Так что я не уверен, в противоположность тому, что иной раз утверждают, будто бы экспедиция против Сеуты (1415 г.) была предпринята по наущению иностранных купцов. Генуэзцы, обосновавшиеся в марокканских портах, были даже откровенно, открыто враждебны внедрению португальцев 205 205 Ricard R. Contribution à l'étude du commerce génois au Maroc durant la période portugaise, 1415–1550. — «Annales de l’Institut d’Etudes orientales», III, 1937. .

Дело стало яснее после первых успехов португальской экспансии, с того момента, как Португалия овладела полезным побережьем Тропической Африки от мыса Кап-Блан до устья Конго, т. е. между 1443 и 1482 гг. С занятием, помимо этого, Мадейры в 1420 г., с повторным открытием Азорских островов в 1430 г., с открытием островов Зеленого Мыса в 1455 г., островов Фернандо-По и Сан-Томе в 1471 г. образовалось единое экономическое пространство, важнейшей чертой которого были добыча слоновой кости, получение малагетты (гвинейского перца), золотого песка (13–14 тыс. унций в среднем в год) и торговля невольниками (в середине XV в. тысяча в год, вскоре — больше 3 тыс.). А кроме того, по договору в Алкобасе, подписанному с испанцами в 1479 г., Португалия выговорила себе монополию на торговлю с Тропической Африкой. Постройка в 1481 г. форта Сан-Жоржи-да-Мина, все материалы для которой (камень, кирпич, лес, железо) были доставлены из Лисабона, была подтверждением и гарантией этой монополии, с того времени прочно удерживаемой. Согласно современной событиям книге Дуарти Пашеку [Перейры] «Эшмералду де Ситу Орбис» 206 206 Pacheco Pereira D. Esmeraldo de situ orbis…, 1892.—Цит. пo: Davis R. Op. cit., p. 8. , торговля золотом давала пятикратный доход. А что до невольников, которые прибывали на португальский рынок, то онй позволили снабдить богатые дома непременными черными слугами, устроить крупные имения на пустых пространствах Алентежу, обезлюдевшей с конца Реконкисты, и разбить сахарные плантации на Мадейре, где после 1460 г. сахарный тростник сменил пшеницу.

Все это завоевание Африки и атлантических островов было делом португальцев. Тем не менее генуэзцы, флорентийцы (и даже фламандцы, если говорить об освоении Азорских островов) внесли в него ощутимый вклад. Разве же не способствовали генуэзцы переносу сахарных плантаций из Восточного Средиземноморья одновременно на Сицилию, в Южную Италию, в Марокко, в португальскую Алгарви и в конечном счете — на Мадейру и на острова Зеленого Мыса? Попозже и по тем же причинам сахар добрался до Канарских островов, занятых кастильцами.

Точно так же, хотя венец португальских открытий— плавание Васко да Гамы — «ничем не был обязан генуэзцам», Ральф Дэвис 207 207 Davis R. Op. cit., p. 11. прав, когда говорит, что итальянские купцы, купцы южногерманские и нидерландские, уже обосновавшиеся в Лисабоне или устремившиеся туда, в большей степени были причастны к его торговому успеху. Португальцы и лисабонский король-купец — разве могли они в одиночку эксплуатировать нескончаемую и дорогостоящую линию плаваний в Ост-Индию, линию, которая своим размахом далеко превосходила связь по Carrera de Indias (Путь в Индию), которую кастильцы установили между своими западными Индиями и Севильей?

Заметим, наконец, что усилия португальцев, направленные в сторону Индийского океана, просто-напросто стоили им Америки. Игра будет держаться на волоске: Христофор Колумб предложил королю Португальскому и его советникам свое химерическое путешествие в тот момент, когда возвратившийся в Лисабон Бартоломеу Диаш (1488 г.) внушил уверенность в возможности связи по морю между Атлантикой и Индийским океаном. Португальцы предпочли уверенность (в общем-то «научную») химере. Когда они в свою очередь откроют Америку, отправив около 1497 г. своих рыбаков и китобоев до самого Ньюфаундленда, а затем высадившись в 1501 г. в Бразилии, они отстанут на годы. Но кто бы мог догадаться о значении этой ошибки тогда, когда с возвращением в 1498 г. Васко да Гамы битва за перец была выиграна и тотчас же использована, когда торговая Европа спешила закрепить в Лисабоне своих самых деятельных представителей? Когда Венеция, вчерашняя царица, казалась растерявшейся, получившей удар в самое сердце своего успеха? В 1504 г. венецианские галеры не обнаружили в Александрии, в Египте, ни единого мешка перца 208 208 Magalhaẽs-Godinho V. Le Repli vénitien et égyptien et la route du Cap, 1496–1533. — Eventail de l’histoire vivante. 1953, II, p. 293. .

Но в новом центре мира разместился не Лисабон, сколь бы важен он ни был. Казалось, у него на руках все козыри. И все же над Лисабоном возобладал, в общем-то, неожиданно, не предупреждая, другой город: Антверпен. В то время как уход власти из рук Венеции был логичен, неудача Лисабона поначалу удивляет. И однако же, она более или менее объяснима, если заметить, что даже в своих победах Лисабон оставался пленником определенного мира-экономики, в который он уже был включен и который отвел ему определенное место. Если к тому же заметить, что Северная Европа не переставала играть свою роль и что [Европейский] континент имел тенденцию качнуться в сторону своего северного полюса, и не без причин и оправданий; и, наконец, большая часть потребителей перца и пряностей размещалась как раз на севере континента, быть может, в соотношении 9 из 10.

Тем не менее не будем слишком поспешно и слишком просто объяснять успех Антверпена. Говорят, будто город на Шельде, издавна пребывавший на перекрестке торговых путей и обменов Северной [Европы], занял место Брюгге. Операция якобы была банальна: один город приходит в упадок, другой его заменяет. Позднее и сам Антверпен, вновь завоеванный в 1585 г. Александром Фарнезе *BF *BF Александр Фарнезе, герцог Пармский (1545–1592), — испанский полководец и дипломат, наместник Филиппа II в Нидерландах в 1578–1589 гг. — Прим. перев. , уступит место Амстердаму. Пожалуй, это означает смотреть на вещи сквозь призму чересчур локального свойства.

В действительности дела обстояли сложнее. В такой же мере и даже больше, чем Брюгге, Антверпен наследовал Венеции. На протяжении Века Фуггеров 209 209 Ehrenberg R. Das Zeitalter der Fugger. 1922, 2 Bde. , бывшего на самом-то деле Веком Антверпена , город на Шельде действительно находился в самом центре всей международной экономики, что не удалось Брюгге в пору его расцвета. Следовательно, Антверпен был не просто преемником своего близкого соперника, хотя, как и тот, он был создан извне. Генуэзские корабли, причалившие в Брюгге в 1277 г., вознесли город на Звейне выше его уровня. Точно так же и судьбу Антверпена решат смещение мировых путей в конце XV в. и наметившаяся атлантическая экономика: все изменится для города с приходом к причалам Шельды в 1501 г. португальского корабля, груженного перцем и мускатным орехом. За ним последуют другие 210 210 Van der Wee H. The Growth of the Antwerp Market and the European Economy (14th—16th Centuries). 1963, II, p. 127. .