Лев Бердников - Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Современники отзывались о графе Иване как о человеке даровитом и умном, однако пронырливом, изворотливом и до чрезвычайности «подлого характера и придворного низкопоклонства». Известен случай, когда граф, желая подольститься к Петру, стал превозносить до небес его заслуги, всячески принижая при этом его отца, царя Алексея Михайловича. Тогда император схватил его за плечи и гневно сказал: «Унижая отца моего, ты огорчаешь меня более, если б ты унижал меня самого. А тебе хорошо известно, что у тебя меньше, чем у кого бы то ни было, прав нападать на моего отца». После сего Петр обрушил на него град ударов своей знаменитой трости. И Мусин-Пушкин со словами «Виноват, государь» раболепно поцеловал каравшую его руку.

А вот наш герой, сын Ивана Алексеевича, Платон, в отличие от отца, был смел, отважен, решителен, обладал обостренным чувством собственного достоинства и верностью кодексу дворянской чести. Он ни перед кем не прогибался, не скрывал презрительного отношения к подлецам и пролазам, даже самым сиятельным. Отличался раскрепощенностью, остроумием и, как говорила Екатерина II, «свободоязычием» – свойством, столь редким в сервильной среде придворных льстецов.

Надо сказать, что Петр с самого начала проявлял к Платону повышенное внимание и заботу, называя его в шутку «господином племянником». После того как тот получил надлежащее домашнее образование, царь рассудил за благо направить его учиться в Европию. И вот Мусин-Пушкин объявляется в Париже с рекомендательным письмом, адресованным свояку Петра (они были женаты на двух сестрах Лопухиных), российскому послу князю Борису Куракину: «Посылаем мы к вам для обучения политических дел племянника Нашего Платона, которого вам, яко свойственнику, как свойственника рекомендую. – Петр». Подробностей заграничного школярства нашего героя не находится, кроме одной характерной детали, свидетельствующей о широте души этого русского студиозуса. Знаменитый Арап Петра Великого, Абрам Ганнибал, обучавшийся тогда в парижской Военно-инженерной школе, в своих письмах к секретарю царя Алексею Макарову жаловался на нищету и долги, добавляя: «Ежели бы здесь не был Платон Иванович, то я бы умер с голоду. Он меня по своей милости не оставил, и я обедал и ужинал при нем все дни».

По просьбе престарелого отца, остро нуждавшегося в поддержке, Мусин-Пушкин частенько наезжал в родные пенаты. И Петр всегда был чрезвычайно рад таким встречам. Великий реформатор понимал, что обрел в лице племянника талантливого и умного исполнителя своих грандиозных преобразовательных планов. «Политичный» кавалер, владевший несколькими иностранными наречиями, блестяще образованный, Платон в то же время был и ревностным российским патриотом (слово это будет введено в русский язык вице-канцлером Петром Шафировым в 1722 году). Его галантные манеры и европейский лоск особенно выделяли его, поскольку и сама природа наградила его весьма привлекательной наружностью, благородной осанкой, статью, отменным сложением. Добавим к этому знатность рода графа Платона – и портрет одного из самых завидных российских женихов той поры будет завершен.

Не удивительно, что монарх решил устроить счастье своего «господина племянника» и сосватал ему богатейшую невесту, младшую дочь сибирского губернатора, князя Матвея Гагарина (по иронии судьбы, казненного впоследствии за непомерное казнокрадство). Сговор состоялся, и уже был назначен день свадьбы, но нежданно-негаданно строптивая княжна прямо из-под венца сбежала в монастырь и приняла монашескую аскезу. Как ни возмущался Петр, как ни усовещивал беглянку разгневанный отец – все без толку. На сердце Платона Ивановича, так и не уразумевшего резоны своего амурного афронта, легла тяжелая печаль.

И панацею от душевных невзгод Мусин-Пушкин находит вдали от дома, в государевой службе на дипломатическом поприще. В 1716–1719 годах граф состоит при миссии посла князя Бориса Куракина во Франции и Голландии. В 1719 году Петр посылает его эмиссаром в Данию, вести судьбоносные для России переговоры о военном сотрудничестве двух стран. Причем царь дает Платону поручения самого деликатного свойства. Так, 3 июня 1719 года он вручает ему секретную инструкцию о возможном французском посредничестве при заключении русско-шведского мира, в коей предлагает заменить своего парламентера барона Шлейница «министром российской нации». И граф исполнил волю монарха в точности, как, впрочем, выполнял и прочие дипломатические задания императора в Гессен-Касселе, Гааге или Париже.

Возвратившись из чужих краев, Мусин-Пушкин был прикомандирован к особе его высочества герцога Голштейн-Готторпского Карла-Фридриха, находившегося в России в качестве жениха дочери царя, цесаревны Анны Петровны. Претендент на шведскую корону, августейший жених был принимаем при дворе с особой торжественностью, и, как это водилось в петровские времена, торжества эти сопровождались обильными приношениями Ивашке Хмельницкому (то есть беспробудным пьянством). И не кто иной, как Петр, буквально заставлял каждого опустошить кубок «большого орла», так что гости не вязали лыка и едва стояли на ногах. Как же держится на таких раутах наш граф Платон? Голштинский камер-юнкер Фридрих Вильгельм Берхгольц составил описание празднества с участием герцога по случаю спуска российского корабля «Пантелеймон» 27 июля 1721 года. Он сообщает о всеобщем «совершенном пьянстве» и «дурачествах, какие были сделаны [опьянелыми гостями] в продолжение нескольких часов». И далее о Мусине-Пушкине, который «нарочно притворялся пьяным». «Конечно, – резонерствует Берхгольц, – [граф] должен был воздерживаться от питья, потому что находился при герцоге, однако ж не имел надобности так страшно притворяться, как он это делал». Впрочем, такое притворство помогло Платону, не прогневив Петра, охранить высокую особу герцога от докучливой толпы пьяных почитателей.

А 29–30 сентября 1721 года весь царский двор пышно праздновал бракосочетание Мусина-Пушкина с очаровательной княжной Марией Ржевской. Новобрачные сидели под балдахином, украшенным лентами и венками из цветов. Подругами невесты, дружками и шаферами выступали первые лица империи, генералитет, прочие придворные чины. И снова лилось рекой вино, и трубили трубачи, и поднимались заздравные тосты, а затем гости, под водительством франтоватого свадебного маршала с жезлом в руке, танцевали церемонные польский и менуэт. И разве кто ведал тогда, что пройдет несколько лет, и молодая Мария оставит этот мир, а граф будет просить руки другой завидной невесты – княжны Марфы Черкасской.

А тем временем по настоянию Ивана Мусина-Пушкина, президента Московской Сенатской конторы, сын его Платон был определен ему в помощники и назначен присутствующим с присвоением чина статского советника. По отзывам начальства, Мусины-Пушкины «к исполнению повелений показали себя зело ревностно». Когда же в начале 1727 года в подчинении сей конторы оказались монетные дворы, энергичный граф Платон учинил им строжайшую инспекцию. В результате вскрылись такие вопиющие злоупотребления, что воспоследовали жестокие запретительные указы, и покраже казенных средств был положен предел.