Лев Бердников - Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Природные аристократы, Мусины-Пушкины с пренебрежением относились к плебеям-выскочкам; особенно же досаждал им сын конюха, светлейший князь Александр Меншиков, этакая ворона в павлиньих перьях. Между ним и старшим графом часто вспыхивали ссоры. Когда же на престол взошел император-отрок Петр II и светлейший стал фактическим правителем империи, тут-то и поквитался он с ненавистным семейством: по его повелению Иван Алексеевич и Платон были сосланы в Соловецкий монастырь. И хотя сей временщик вскоре был низложен и сам оказался в северной ссылке, в столицу графы Мусины-Пушкины были возвращены только в 1730 году, уже при императрице Анне Иоанновне.

И вот Платон Мусин-Пушкин снова оказался востребованным. В 1730 году его направляют в Смоленск наместником, с 1732-го он служит губернатором в Казани (преемником известного Артемия Волынского, с которым их тогда связала дружба), а с 1735 года – губернатором Эстляндии.

Мемуаристы свидетельствуют: несмотря на положение мужа и отца семейства, Платон был заправским донжуаном и «снискал славу завзятого сердцееда своего времени», «ферлакура», как таких тогда аттестовали. Это его ферлакурство вкупе с галантными манерами и мужской статью обратили на себя внимание цесаревны Елизаветы Петровны. Когда именно скрестились судьбы капризной цесаревны и честолюбивого графа, точно неизвестно. Зная характер этой августейшей щеголихи, можно предположить, что Елизавета, падкая на внешний эффект, не увидела в нем человека незаурядного, не смогла принять его гордый независимый нрав, так что в мимолетном их амуре очень скоро коса на камень нашла. Привыкшая верховодить во всем, а особенно в любви, цесаревна была не просто недовольна – взбешена, когда Платон со свойственной ему мусин-пушкинской упрямостью стал норов свой выказывать, дерзал ей перечить, а бывало, что и голос повышал! Романическая пылкость быстро переросла у Елизаветы в холодность, а затем и в неприязнь. И не столь уж важно, кто был инициатором разрыва.

И ведь ведала «рассеянная Елизаветка» (так аттестовала ее ревнивица к чужой красоте и женскому счастью, самодержица Анна Иоанновна), что амуриться с ней под сенью такой порфироносной тетушки было более чем рискованно для амантов. Любовный жар мог обернуться… огнедышащими Камчатскими сопками (как это случилось с ее сердечным другом Алешей Шубиным, который был сослан в эту глухомань и насильно обвенчан с камчадалкой). А вот граф не убоялся и посмел вступить в связь с цесаревной, чем весьма рассердил мстительную императрицу. И хорошо, что кабинет-министр Алексей Черкасский (на племяннице которого Платон был в то время женат) и его влиятельный друг Артемий Волынский, как могли, утишили гнев монархини, а то бы наш ферлакур мог, пожалуй, и «во глубине сибирских руд» оказаться.

По счастью, все обошлось, и карьера Платона снова стала набирать обороты. В 1736 году его назначают президентом Коммерц-коллегии, а в 1739-м ему предписано заведовать Канцелярией конфискации и Коллегией экономии. Он имел несколько тысяч душ крестьян, многочисленные селения и земельные угодья, большой каменный дом в Москве и три в Петербурге. Сенатор и тайный советник, Мусин-Пушкин становится одним из приметных государственных деятелей того времени.

Но все в одночасье переменилось, когда сгустились тучи над его товарищем и покровителем, кабинет-министром Артемием Волынским. Мусин-Пушкин особенно тесно сошелся с ним в середине 1730-х годов и вошел в ближний круг его «конфидентов». Как и другие, Платон участвовал в подготовке и обсуждении «Генерального проекта о поправлении внутренних и государственных дел», расширявшего права шляхетства в управлении страной, и выражал недовольство немецким засильем.

Трагическое «дело Волынского», спровоцированное временщиком Иоганном Эрнестом Бироном, детально изложено историками, и останавливаться на нем мы не будем. Отметим лишь, что обвиняли этого вождя «русской партии» при дворе в смертных грехах, вплоть до попытки узурпации трона. Оказалось, на своем генеалогическим древе «злокозненный» Волынский пририсовал царские короны двум своим родовитым предкам – Дмитрию Волынскому и его жене Анне, сестре великого князя Дмитрия Донского. А все потому, что метил, шельма, на место благоверной государыни!

Многие «конфиденты» были подвергнуты ежедневным жесточайшим пыткам и наговорили на своего бывшего патрона и товарища разную напраслину. Не то граф Мусин-Пушкин – он не выдал никого. Когда 30 мая 1740 года к нему в дом явился начальник Тайной канцелярии, инквизитор Андрей Ушаков, дабы подвергнуть его допросу, граф вел себя весьма дерзко, а когда его попросили рассказать, что происходило в доме Волынского, небрежно бросил: «Пушкины не доносчики!» Слова сии были тут же переданы императрице, а уже на следующий день Платон был схвачен и брошен в крепость; его жену и детей посадили под домашний арест, а возле дверей их дома дежурили часовые.

Вскоре состоялось и судилище, согласно которому Мусина-Пушкина надлежало подвергнуть четвертованию. Однако Анна Иоанновна смилостивилась и «великодушно» приговорила его к битью кнутом, урезанию языка (за дерзостные речи!) и ссылке в Соловецкий монастырь со строжайшим там содержанием, вплоть до получения харчей простого монаха. Платон был лишен всего имущества, а также чинов, орденов и графского достоинства, а дети его имели право наследования состояния только от прадеда и матери.

И сколь же малодушно, низко повели себя неверные товарищи бывшего сенатора. Сиятельный трус Алексей Черкасский даже не попытался защитить своего свойственника. На одну из дач Платона, расположенную между Стрельной и Петергофом, позарился фельдмаршал Бурхард Христофор Миних; другая, в окрестностях Копорья, была отдана брату временщика Густаву Бирону. Но, пожалуй, всех обошел в подлости и лихоимстве прежний близкий друг Платона, генерал-прокурор князь Никита Трубецкой – он нижайше ходатайствовал о получении в дар великолепного петербургского особняка Мусина-Пушкина, что на Мойке, и свое получил.

В холодном каземате Головленковской тюрьмы на Соловках Платон Иванович тяжело заболел, хотя томиться там ему пришлось недолго, менее двух месяцев. Любопытно, что из северного плена его вызволил лютый и главный враг «русской партии» – Эрнст Иоганн Бирон. По-видимому, сей временщик не считал графа злостным своим супротивником, ставил высоко его способности и гордый независимый нрав. Потому, став регентом империи, он не преминул облегчить его участь. 28 октября 1740 года Мусин-Пушкин был освобожден и переселен в Симбирский уезд, в одно из дальних поместий своей жены.

Известие о восшествии на престол Елизаветы застало Платона в селе Карлинском, родовом имении его супруги Марфы Черкасской. Но, памятуя о прежних размолвках со своей порфирородной любовницей, милостей от нее он не ждал. И не дождался. Лишь 25 июня 1742 года последовал монарший указ о прощении всех «конфидентов» Артемия Волынского, в том числе и Мусина-Пушкина, однако с предписанием: к делам его не определять и из деревни ему не выезжать. Не вернула императрица и конфискованные у него имения и земельные угодья. Когда супруга Платона Марфа обратилась с прошением об этом к канцлеру Алексею Бестужеву-Рюмину, тот посоветовал «сделать записку лучшим деревням», а сам (не иначе как в награду за хлопоты!) вместо покровительства убедил Елизавету пожаловать сии имения ему, канцлеру. Забегая вперед, скажем, что только императрица Екатерина II восстановит потом справедливость и возвратит все сполна уже потомкам Мусина-Пушкина.