Александр Снисаренко - Курс - море мрака

Вторым путем, который и избрал Одиссей, может быть только Мессинский пролив — узкая стремнина с множеством рифов и водоворотов. Впервые такую привязку дал греческий ученый Полибий, сам неплохой мореход. Его точку зрения разделяли Эратосфен и Страбон. Не расходится она и с реальной картиной, и с описанием Гомера (12, XII, 234–243):

Харибда жила на полуострове Бруттии у берегов Калабрии, где и сейчас водовороты поджидают всякого, кто отважится отклониться от узкого фарватера; в то время он был, вероятно, еще уже. Скилла обитала у северо-восточной оконечности Сицилии; она дала имя и самому острову: древние называли его Скиллия, Сикилця, Сикелия [14]; позднее прижилось местное название — Сицилия. Иногда прописку Скиллы и Харибды меняли местами, и это нашло отражение в местной топонимике: в Калабрии, в 12 км севернее города Реджо, по сей день существует гавань Сцилла, защищенная молом Сцилла, у восточного берега полуострова Сцилла, на оконечности которого высится утес Сцилла, увенчанный замком Сцилла, и на котором расположен город Сцилла.

так поэтически описал Гомер рифы и отмели Северо-восточной Сицилии (12, XII, 88–92).

Публий Вергилий Марон, большой знаток и последователь Слепца, придерживался иного мнения относительно Скиллы. Не оспаривая ужасного вида Харибды и нелегкого нрава ее подруги и соратницы, он тем не менее делает последнюю намного привлекательнее, чем Гомер, навевая ассоциации с греческими сиренами или славянскими русалками (8, III, 420–428):

Справа Скилла тебя там ждет, а слева — Харибда: Трижды за день она поглощает бурные воды, Море вбирая в провал бездонной утробы, и трижды Их извергает назад и звезды струями хлещет. Скилла в кромешной тьме огромной пещеры таится, Высунув голову в щель, корабли влечет на утесы. Сверху — дева она лицом и грудью прекрасной, Снизу — тело у ней морской чудовищной рыбы, Волчий мохнатый живот и хвост огромный дельфина.

В I в. возникла легенда, известная из Плиния, о том, что Одиссей, миновав Скиллу-Харибду, вышел в Атлантику и вскоре погиб у африканских берегов. Легенду поддержал Солин, а А. Гумбольдт даже был убежден в тождестве Огигии с Мадейрой. Нет нужды доказывать, что все они не знали того, что знаем мы.

Если допустить, что Скилла-Харибда — Гибралтар и что Одиссей потом вышел в океан, то придется, в частности, признать, что он плыл против поверхностного Португальского течения, которое со скоростью до двух узлов врывается в Гибралтар из Атлантики, проходит вдоль всего североафриканского побережья, поворачивает на север вдоль берега Ливана, огибает Малую Азию и иссякает лишь в лабиринте островов Эгейского моря. Бывало, что древние суденышки выносило в океан при определенном взаимоотношении ветров и течений, но случаи эти настолько редки, что говорить о них как о явлениях, достойных эпоса, едва ли возможно.

Что бы там ни было, Одиссей никак не мог увидеть в Гибралтаре, где наименьшая глубина фарватера 275 м , "тину и черный песок". И уж во всяком случае минимальная ширина Мессинского пролива (3,5 км ) больше согласуется с взаиморасположением Скиллы и Харибды (на расстоянии полета стрелы друг от друга), нежели минимальная ширина Гибралтара (14 км ). Возможно, стрелы мифических героев и впрямь пролетали мифические расстояния, но не 14 же километров! Этого не решился бы утверждать даже Гомер. Все это хотя и не исключает, но порождает серьезные сомнения в возможности выхода Одиссея в океан.

Видимо, все же прав был Эратосфен, ограничивавший странствия Одиссея Средиземным морем [15]. Этим регионом ограничивал их и английский яхтсмен Эрни Брэдфорд, пользовавшийся при реконструкции маршрута Одиссея очень точными морскими картами и опиравшийся на собственный опыт моряка. Это мнение разделял и советский ученый Б. П. Мультановский, сопоставлявший степень достоверности описаний Гомера со степенью удаленности тех или иных местностей от центра ойкумены, и некоторые другие. Реальность неуклонно уступала у греков место домыслам, основанным на слухах. Это было нормой не только для поэтов. Так писал свою "Историю" Геродот, чужими сообщениями пользовался Плиний. Стоит ли упрекать их за это?

Тринакрией ("Трехконечной") по крайней мере с IV в. до н. э. (Феокрит) называли весь остров Сицилию за его форму. Позднее это название сохранилось лишь у таких поэтов и историков, как Вергилий, Овидий, Юстин, Данте. Почему же Гомер, проведший Одиссея вокруг всей Сицилии, говорит о ней как о совсем другом острове — острове Гелиоса? Ответ прост. Абсолютная аналогия этому явлению лежит совсем рядом — Апеннинский полуостров. Его культурное освоение началось с юго-западной части, населенной племенами италов. Эта область получила название Италии. По мере продвижения колонистов в глубь полуострова переносился и ставший привычным топоним — сперва на всю южную часть "сапога", потом до Рубикона и, наконец, во времена Августа, от Харибды до Альп [16].

То же происходило в Сицилии. Греки уже знали ее форму Но Тринакрией называли только восточную часть, где возникли первые колонии. На остальной территории все еще обитали страшные лестригоны и киклопы. Им предстояло через некоторое время исчезнуть из греческой ойкумены, но для Одиссея это была такая же реальность, как Троя или Итака. До сих пор он знал Сицилию как суровый скалистый остров, обиталище дикарей-людоедов. Он дважды испытал землетрясение. Но вот, миновав Мессинский пролив, он оказывается на восточном ее берегу — и попадает в другой мир. Солнечные пастбища, удобные бухты, цивилизованные (по тогдашним понятиям) жители — греческие и италийские колонисты. Конечно, Гомер знал, что это та же самая страна киклопов и лестригонов, но ведь он был поэт… Троекратное посещение Одиссеем Сицилии отмечал еще Полибий [17].