Николай Карпан - Чернобыль. Месть мирного атома

На уровне Политбюро ответственным за атомную программу был назначен Вячеслав Молотов, бывший в то время наркомом иностранных дел и заместителем председателя ГКО. Выбор Молотова на эту роль плохо объясним, хотя у него и были связи с оборонной промышленностью - он был членом ГКО и курировал программу производства танков. Наверное поэтому многие сотрудники танковой промышленности впоследствии были вовлечены в программу атомного оружия.

После утверждения Курчатова в должности руководителя лаборатории №2, его начали знакомить с докладами иностранной разведки, приходившие уже пятнадцать месяцев (с сентября 1941 года).

Курчатов сразу оценил серьёзность, с которой англичане вели свои исследования. Он увидел также, что их программа могла бы стать ориентиром для советских исследований, позволяя избежать многих трудоёмких этапов в создании бомбы. Свои мысли он не преминул изложить в записке Первухину, в которой отметил важность трех областей исследований [34]:

- выделение изотопа Ц-235 путём диффузии;

- получение цепной реакции в экспериментальном реакторе с загрузкой из естественного урана;

- изучение свойств плутония.

Во второй памятной записке Первухину (от 22 марта 1943 года) Курчатов продолжает обсуждение двух стоявших перед ним проблем: создание реактора и свойства плутония. Заинтересованный возможностью сделать бомбу из плутония, что давало возможность не заниматься трудной проблемой разделения изотопов урана. Курчатов требует, чтобы органы разведки узнали всё, что сделано по этому вопросу в лабораториях и университетах США [32].

Стоявшие перед Курчатовым исследовательские задачи были очень трудными, а времени на них отпущено было мало. Поэтому он предложил создавать вначале экспериментальные прототипы промышленных установок, а не полномасштабные заводы, которые понадобились бы позже. И еще в это время Курчатову крайне была нужна эффективная команда учёных и инженеров для своей лаборатории. Перед тем как их выбрать, он навестил в ноябре 1942 года многих своих коллег. Набор персонала продолжался весь 1943 год, и к 25 апреля 1944 года у него было 74 сотрудника, но только 25 из них были учёными [25].

Чуть ли не самой трудной была проблема получения достаточного количества урана для экспериментального реактора.

Примечание: Захватив Бельгию, Германия получила свыше тысячи тонн уранового концентрата - это приблизительно половина всего мирового запаса. Другая половина - благодаря стараниям правительства Британии и согласованным действиям ее разведки с военной разведкой Франции - была вывезена в США. Этой доли американцам вполне хватило на Манхэттенский проект.

Курчатову могло понадобиться от 50 до 100 тонн урана. Его поиски начались в 1940 году в рамках Урановой комиссии и получили дополнительный импульс в 1942 году по настоянию и при участии академика Вернадского и других советских геологов [35].

Небольшие работы по добыче урана начались на старых урановых рудниках в Ферганской долине и вблизи Ленинабада в Таджикской ССР, но в конце 1944 г. Курчатов написал Берии жалобу на некомпетентность Молотова и сообщил об отчаянной необходимости в уране. Курчатов отметил, что за период более года ещё не были завершены геологические изыскания ленинабадского месторождения. Хотя работы по советскому атомному проекту и начались, их организация на первом этапе, в годы войны, не удовлетворяла Курчатова. 29 сентября 1944 г. он вновь пишет Берии: «В письме т. М.Г. Первухина и моем на Ваше имя мы сообщали о состоянии работ по проблеме урана и их колоссальном развитии за границей <...> Вокруг этой проблемы за границей создана невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов. У нас же, несмотря на большой сдвиг в развитии работ по урану в 1943-1944 году, положение дел остается совершенно неудовлетворительным <...> Зная Вашу исключительно большую занятость, я все же, ввиду исторического значения проблемы урана, решился побеспокоить Вас и просить дать указания о такой организации работ, которая бы соответствовала возможностям и значению нашего Великого Государства в мировой культуре» [33].

Начиная с 1945 года Девятое управление НКВД, помогая Министерству цветной металлургии, начало широкую программу разведки для нахождения дополнительных источников урана в СССР. В 1945 году в Германию была направлена комиссия под руководством Завенягина, которая вернулась со 100 тоннами урана [36].

Пришлось также решать, какой из способов разделения изотопов окажется наилучшим. Курчатов разбил задачу на три части: А.П. Александров исследовал метод термодиффузии; И. К. Кикоин руководил методом газовой диффузии, а Л. А. Арцимович изучал электромагнитный процесс [34].

Столь же важным было решение о том, какой тип реактор следует создавать. В Лаборатории №2 рассматривались три типа реакторов:

- на тяжёлой воде;

- с графитовым замедлителем и газовым охлаждением;

- с графитовым замедлителем и водяным охлаждением.

Курчатов непосредственно руководил исследованиями атомного котла с графитовым замедлителем. А.И. Алиханов исследовал создание котла с использованием тяжёлой воды в качестве замедлителя.

Существовало два варианта бомбы - урановая и плутониевая. И если свойства урана советским физикам были известны, то плутония они никогда не имели. Надо было начинать срочно изучать его свойства. В 1945 году группа Курчатова получает первые микроскопические количества плутония после «обстрела», в течении трёх месяцев, мишени из шестифтористого урана нейтронами от радий-бериллиевого источника. Практически в то же самое время Радиевый институт им. Хлопина начал радиохимический анализ субмикрограмммных количеств плутония полученных на циклотроне, который был возвращён из эвакуации в годы войны и восстановлен. "Весомые" (микрограммные) количества плутония появились в распоряжении ученых немного позже от более мощного циклотрона в Лаборатории №2 [36].

Особый интерес представляла реальная конструкция бомбы. После ряда убеждений Курчатов добился, чтобы над конструкцией бомбы работал Харитон.

Подводя итоги можно сказать, что советская программа бомбы в период с июля 1940 по июль 1945 года в основном оставалась маломасштабной. Первая фаза, от создания Урановой комиссии в Академии наук в июле 1940 года до немецкого вторжения в июне 1941 года, продемонстрировала ограниченные возможности в организации изучения применимости атомной энергии. С началом войны даже эти небольшие усилия исчезли. В течение следующих восемнадцати месяцев -самих трудных для Советского Союза - лишь несколько учёных продолжали вести агитацию за программу атомной бомбы. Только они и некоторые тревожные разведывательные сообщения о работах западных ученых заставили правительственных чиновников организовать в феврале