Николай Карпан - Чернобыль. Месть мирного атома

«Наиболее ценная часть материалов относится к задаче разделения изотопов<...> Предпочтение метода диффузии методу центрифугирования для наших физиков и химиков явилось неожиданным. У нас была распространена точка зрения, согласно которой возможности метода центрифугирования стоят значительно выше <...> Таким образом, данные материала позволяют, минуя первоначальную стадию, начать у нас в Союзе новое и весьма важное направление разработки проблемы разделения изотопов...»

Сообщение о том, что опыт подтвердил возможность создания реактора с тяжелой водой, в котором «горючим» был бы обычный (без обогащения) уран, буквально огорошило Курчатова. Его волнует что опыты, которые в Англии провели физики Хальбан и Коварский, в СССР повторить невозможно - во всей стране с трудом наберется 2-3 кг тяжелой воды. А Хальбан с Коварским уходят все дальше - они собираются в Америке повторить опыты с еще большими количествами тяжелой воды. И прямо в отчете Курчатов просит Первухина:

«... Поэтому было бы крайне важно выяснить - выезжали ли Хальбан и (или) Коварский из Англии в Америку (в 1941-1942 г.г.) и производили ли они опыты...».

Первухин немедля среагировал и написал замнаркома НКВД Всеволоду Меркулову:

«При сем направляю записку профессора Курчатова И. В. о материалах по проблеме урана».

Прямо на записке Меркулов начертал: «Лично т. Фитину (начальник разведки НКВД). Дайте задание по поднятым вопросам», а уж Фитин наложил резолюцию: «Лично т. Овакимяну (тогда замначальника иностранного отдела Главного управления госбезопасности НКВД). Дайте задание».

Овакимян поручил это своим подчиненным, и вскоре шифровки с заданием полетели в Лондон и Нью-Йорк.

«В заключении, - давал оценку всей информации Курчатов. -необходимо отметить, что вся совокупность сведений материала указывает на техническую возможность решения всей проблемы урана в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые с ходом работ по этой проблеме за границей.

Естественно, возникает вопрос о том, отражают ли полученные материалы действительный ход научно-исследовательской работы в Англии, а не являются вымыслом, задачей которого явилась бы дезориентация нашей науки. Этот вопрос для нас имеет особенно большое значение потому, что по многим важным разделам работы (из-за отсутствия технической базы) мы пока не в состоянии произвести проверку данных, изложенных в материале.

На основании внимательного ознакомления с материалом у меня осталось впечатление, что он отражает истинное положение вещей...»

Зав. лаб. Профессор Курчатов г. Москва 7.03.43.

От информаторов из США было известно, что американцы выбрали конструкцию гетерогенного реактора - то есть котла, в котором графит и уран не смешиваются равномерно, а чередуются в пространственной решетке с определенным шагом.

Рассказывает профессор Головин [20]: «Мы тогда не знали, что Курчатов читает разведданные, и очень удивлялись его необычайным предвидениям. Так, например, он на семинарах буквально подталкивал теоретиков к рассмотрению гетерогенного реактора. Выходило, что он знал ответы на многие вопросы, которые еще и не возникали, пока».

Примечание: Схему гетерогенного реактора советской разведке передал итальянский ученый Бруно Понтекорво, работавший в команде Ферми и завербованный еще в 30-х годах итальянской резидентурой НКВД. После ареста Фукса в Харуэлле - ядерном центре Англии, работавший там Бруно почувствовал усиленное внимание контрразведки и бежал с семьей в СССР, где жил до своей кончины в г. Дубне.

К лету 1945 года у Курчатова была достаточно уверенности в том, каким путем следует двигаться и он начал проектировать первый "промышленный" реактор, т.е. реактор для производства плутония. Реакторную площадку сначала называли плутониевым комбинатом (затем комбинатом "Маяк" и химическим комбинатом "Маяк"), и у неё было кодовое название Челябинск-40 (сейчас Челябинск-65).

После окончания войны работа Курчатова получила дополнительный импульс. Поражение нацистской Германии дало возможность привлечь к работе немецких «ядерных» учёных. Вот как это происходило [20]:

«Едва отгремели бои в Берлине, как физики Харитон и Арцимович в форме полковников ГБ с группой советских ученых были уже в Г ермании. «Делегацию» возглавлял заместитель Берии Авраамий Завенягин, проинструктированный лично Лаврентием Павловичем. Предстоял розыск ученых, лабораторий, оборудования, запасов сырья и промышленных объектов, входивших в немецкий урановый проект.

Особый интерес представляли: крупнейший теоретик мира, один из создателей квантовой механики Вернер Гейзенберг, открыватель ядерного деления Отто Г ан, конструктор электронно-оптических приборов Манфред фон Арденне, нобелевский лауреат, специалист по диффузному разделению изотопов Густав Герц и другие.

Однако Г ейзенберг и Ган оказались в американской зоне, где благополучно были арестованы союзниками и доставлены в Англию.

Советской стороне достались - фон Арденне, Герц, знаток металлургии урана Риль, специалист по центрифугам Штенбек и другие, менее значительные фигуры. Немцев как «добровольцев» пригласили в советский урановый проект по их специальностям, для чего в Сухуми, Челябинске-40, Малоярославле-10 и других местах были созданы соответствующие лаборатории <...> В Сухуми, где основали два института по разделению изотопов, которые возглавляли Герц и фон Арденне, немцы разработали и внедрили сверхскоростную центрифугу для разделения изотопов урана. Новая технология позволила СССР сэкономить огромное количество электроэнергии, которой вечно не хватало в стране. Центрифугирование резко сократило себестоимость конечного продукта, значительно повысило производительность выработки стратегического сырья.

Немало сделали «добровольцы» и в области добычи и обогащения урановых руд, химии и металлургии урана и плутония. Случалось, что результаты исследований немецких ученых публиковались в СССР, но за подписями советских «надсмотрщиков», которые успешно готовили таким образом свои личные диссертации.

После окончания работ и некоторого периода «рассекречивания» им разрешили вернуться в Германию <...> Надо сказать, что аналогичным образом в Союзе появились ученые ракетного центра из Пенемюнде, куда ездил Королев, химики, электронщики специалисты по радарам и т. д.

Всех их сначала рассадили по камерам и держали на хлебе и воде. Время от времени хмурые люди из НКВД спрашивали немцев - не хотят ли они котлет и горячего супа, для чего необходимо было их согласие на «добровольную» работу в соответствующих оборонных отраслях. Почти все они «добровольно» согласились <...>