Рональд Кларк - Рождение бомбы

В течение двух лет немецкие исследователи были рассредоточены по центральной Германии и Баварии. Они еще продолжали примитивные эксперименты с обогащенным естественным ураном, в котором содержание урана-235 слегка превышало природное; в условиях растущего хаоса упрямо старались построить свой первый ядерный реактор.

Вальтер Герлах, способный физик, заменивший Эзау, 16 декабря 1944 г. писал уполномоченному Гитлера Борману: «Я убежден, что в настоящее время мы находимся значительно впереди Америки как в области исследований, так и в области разработок, хотя нам и приходится трудиться в условиях, значительно более тяжелых по сравнению с Америкой». Следовательно, летом 1941 г., когда Томсон представил окончательный доклад «Мауд Комитти» министру авиационной промышленности, противник фактически нс имел никакого прогресса на пути к бомбе. Будь это известно в то время в Британии, ее правительство вряд ли занялось бы решением проблемы атомной бомбы

етрудно представить себе, в какое положение было поставлено правительство докладом «Мауд Комитти» Коллектив лучших умов страны заявил о возможности изготовления ядерного оружия. Как показали подсчеты, расходы должны быть очень большими хотя и не столь грандиозными, если подходить к ним с военным масштабом. А результат должен быть таков, что фраза «бомба придаст новый масштаб военным действиям» звучала бы нс пропагандой, а довольно скромным заявлением. Все же летом 1941 г. положение казалось совсем не соответствующим всему этому, поскольку тогда выражение «ядерное деление» большинству людей, стоявших у власти, говорило столь же мало, как и людям, которые впервые услышали о тринитротолуоле за пятьдесят лет до этого. Отсюда ясно, почему между представлением доклада «Мауд Комитти» и следующим шагом к изготовлению бомбы прошло более трех месяцев, хотя, как мы увидим, были еще и другие причины, которые могли затормозить дальнейший прогресс всего предприятия.

Главное, доклад «Мауд Комитти» означал конец одной стадии и начало другой на пути создания абсолютного оружия. До этого все дело, помимо ученых, касалось очень немногих людей. Во Франции, Британии, Соединенных Штатах и Германии различные правительственные органы, несомненно, давали свое благословение ядерным исследованиям с несколько неясной для них самих надеждой, что эти исследования могут пойти на пользу государству. Тогда еще не требовалось ответственных решений на высшем правительственном уровне с далеко идущими последствиями.

В течение лета и осени 1941 г. обстановка постепенно менялась. Впервые планы изготовления оружия, способного убивать врагов не сотнями и тысячами, а десятками тысяч, ста ли делом политических деятелей, промышленников и начальников родов войск. Казалось, начальники родов войск должны быть первыми в этом списке. Знаменательно, что два десятка лет назад военные руководители любой страны вряд ли хорошо представляли себе значение ядерного оружия. Вплоть до первого применения бомбы почти все без исключения смотрели на нее как на более мощную разновидность взрывчатого вещества, но никто не видел в ней средства, способного изменить радикальным образом характер войны. Годы, прошедшие после первого применения бомбы, были годами, когда и политики, и военные всего мира начали медленно осознавать ее значение. Черчилль поразил мир, заявив в 1950 г. о «сломанном хребте войны».

То, что среди людей, облеченных властью, лишь очень немногие сознавали в 1941 г. все значение атомной бомбы, можно объяснить скорее новизной и необыкновенностью сил, которыми люди овладевали, чем тупостью высших кругов.

Теперь рассмотрим события, последовавшие за заявлением «Мауд Комитти» о возможности изготовления урановой бомбы, эквивалентной по своему разрушительному действию взрыву 1800 тонн тринитротолуола, как тогда думали.

Правительству предстояло решить три проблемы. Во-первых, надо ли изготовлять бомбу вообще? Во-вторых, стоит ли до конца войны предпринимать что-либо для получения промышленной атомной энергии с помощью реактора, и если да, то делать ли это в порядке субсидируемых правительством работ или отдать их в руки частных предпринимателей? В-третьих, в каких пределах возможно и целесообразно привлекать к ядерному предприятию американцев. Все три проблемы в течение следующих двух лет были взаимосвязаны.

История о том. как правительство приняло решение первостепенной важности, очень любопытна. Об этом было сообщено вечером 6 августа 1945 г., т. е. вечером того дня, когда бомба была сброшена на Хиросиму. О решении говорилось в заявлении Черчилля, сделанном Эттли, который стал премьер-министром. В связи с этим заявлением на следующий день Хэнки написал в «Таймс» письмо, объясняя, что вопрос об использовании бомбы был направлен научно-консультативному комитету, представителем которого являлся он.

Когда создавался «Мауд Комитти», было решено, чтобы он о своих делах докладывал государственному секретарю по авиации; после передачи его в министерство авиационной промышленности стало естественным докладывать тому министерству, которому комитет был подчинен. Однако к лету 1941 г. проблема бомбы уже потеряла свой отвлеченно теоретический характер. Теперь стало ясно, по крайней мере некоторым ученым, что поскольку это оружие может оказать решающее влияние на ход войны, то его значение выходит далеко за пределы какого-либо одного министерства. В течение лета министр авиационной промышленности полковник Мур-Брабазон консультировался с Хэнки о дальнейших действиях, которые следовало предпринять, и они договорились, что доклад должен быть направлен в научно-консультативный комитет. председателем которого и являлся Хэнки.

Для этого были достаточно веские причины, так как интерес Хэнки к урановой бомбе простирался значительно дальше, чем многие подозревали Более десяти лет назад, во время его длительного пребывания секретарем комитета имперской обороны, однажды на одном из банкетов в Королевском обществе у Хэнки состоялся разговор с Резерфордом. Как потом говорил Резерфорд, необходимо было объяснить нечто важное молодому человеку. Проводимые им эксперименты с ядерными превращениями, сказал Резерфорд, могли в один прекрасный день обернуться делом огромной важности для обороны страны. Он не мог тогда знать, каким именно образом это произойдет (следует помнить, что до конца своей жизни Резерфорд публично высмеивал идею о возможности использования ядерной энергии), но какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что кто-то должен, как он выражался, «держать ухо востро».