Михаил Барг - Шекспир и история

Английское общество XVI в. представляло собой пусть противоречивую, но все же некую систему, находившую выражение и в политике, и в мировоззрении, и в поведении современников. Известно, например, что в Англии XVI в. восторжествовал абсолютизм. Однако в самом этом факте нет ничего специфически английского: ведь то же самое в ту же пору наблюдалось и во Франции. Но если Франция пришла к этому, фактически уничтожив сословное представительство в лице Генеральных штатов, то в Англии та же цель была достигнута при сохранении парламента, более того — при его содействии, в сотрудничестве с ним. Другими словами, парламент — институт, призванный служить противовесом королевской воле, удерживать королевскую прерогативу в «законных рамках», — своей деятельностью узаконивал неограниченную практически власть Тюдоров. Одно это говорит о том, насколько английский абсолютизм был противоречив с «конституционной» точки зрения. О том, какие глубокие конфликты были заложены в подобной системе, свидетельствует правление первых двух Стюартов. Между тем при Тюдорах эта система функционировала в основном безотказно. В самом деле, какой же громадной властью должен был обладать Генрих VIII (1509–1547), чтобы осуществить в стране «волей парламента» реформацию церкви, присвоить себе на территории Англии высшую церковную власть, прежде принадлежавшую папе римскому, закрыть сотни монастырей, изгнать из них толпы монахов и конфисковать их громадные земельные владения.

Но вот на английском престоле оказалась дочь Генриха VIII, Мария Тюдор (1553–1558), поставившая своей целью вернуть Англию в лоно римско-католической церкви, — и парламент с таким же энтузиазмом санкционировал ее действия. Когда после смерти Марии Тюдор на престоле оказалась Елизавета I, парламент в третий раз (менее чем за полстолетие) узаконил королевскую волю — изменил вероисповедание ее подданных: отныне они снова стали англиканами.

Далее. В XVI в. в Англии не только сохранялся средневековый сословный строй со строго фиксированными (вплоть до цвета и покроя одежды) правами и обязанностями отдельных сословий и рангов, но спесь и гордыня, местничество, казалось, никогда не были более вызывающими. В то же время ни в одной из европейских стран доступ в ряды знати не был более легким, чем в тюдоровской Англии. Йомен Бейлс из Чарлтона впервые появился в деревне при Генрихе VIII, во втором поколении этот род уже украсил свою фамилию припиской «джентльмен», а в 1643 г. заменил ее титулом «баронет». Йомен Томас Бент между 1543 и 1551 гг. скупил всю землю виллы Косби (более 1000 акров) и тем самым приобрел статус джентльмена. Его сын построил себе дворец, сохранившийся до сих пор. На фоне подобного восхождения по сословной лестнице йоменов уже не выглядит из ряда вон выходящим случай, когда графский титул приобрел лондонский купец и финансист Лайонел Крэнфилд. {2} 2 Ibid., p. 45 ff.; ср.: Zeeweld W. Foundations of Tudor Policy. London, 1948, p. 266; Brett S. R. The Tudor Century. London, 1962, ch. 1.

Ни в одной стране Европы XVI в. правосознание с такой последовательностью не фиксировало принцип «нерушимости незапамятного обычая» в регулировании поземельных отношений, как в Англии. Вместе с тем нигде в это столетие поземельные отношения не переживали столь крутой ломки в рамках и на почве «незапамятного обычая». «…Нигде на свете, — пишет В. И. Ленин, цитируя К. Маркса, — капиталистическое производство не расправлялось так беспощадно с традиционными земледельческими порядками, нигде оно не создавало для себя таких совершенных (адекватных=идеально соответствующих) условий, нигде не подчиняло себе этих условий до такой степени. Англия к этом отношении — самая революционная страна в мире». {3} 3 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 16, с. 250.

Итак, перед нами своеобразная, ни с какой другой не сравнимая эпоха в истории этой страны. В ней уходящие в прошлое, но еще очень живучие феодальные начала общественной жизни — в экономике, социальном обиходе, политике и идеологии — переплелись с началами зарождающимися, капиталистическими.

В этой живой нераздельности и вместе с тем глубокой противоречивости общества переходной поры заложены конфликты поистине трагедийного масштаба. Наиболее острым и очевидным был антагонизм классовый, социальный. Никогда прежде поляризация нищеты и роскоши не обнаруживалась столь безусловно, никогда раньше столь большие массы людей не жили систематически на грани безысходной нужды и голода, в то время как представители немногих десятков знатных родов проматывали огромные состояния. {4} 4 См.: Stone L. Crisis of Aristocracy. New York, p. 1968, p. 548. Для сравнения можно привести следующие данные. Наемный рабочий в XVI в. мог заработать тяжелым трудом максимум 15–20 ф. ст. в год — это был жалкий прожиточный минимум рабочей семьи. В то же время средний годовой доход пэра составлял 5 тыс. ф. ст. Вот как выглядела расходная часть бюджета такого лорда за год:

Кухня и винный погреб 1500–2000 ф. ст.

Конюшня и псарня 500 ф. ст.

Личные расходы лорда 500 ф. ст.

Расходы жены и других членов семьи 1000 ф. ст.

Богоугодные раздачи и милостыня 100 ф. ст.

Никогда раньше не строились и с такой роскошью не обставлялись столь обширные помещичьи усадьбы, не распространялось столь широко поветрие на чужестранные моды. Пример расточительности подавала сама королева Елизавета I. После ее смерти только за часть ее гардероба была выручена по тому времени громадная сумма — 30 тыс. ф. ст. Обжорство в среде знати являлось нормой сословного этикета. И все это — когда толпы таких же «свободнорожденных» англичан, одетых в лохмотья и вечно полуголодных, лишенных крова и источников существования, бродили по дорогам Англии в поисках хлеба и ночлега. Неудивительно, что XVI в. был отмечен в этой стране рядом крупных крестьянских восстаний и городских мятежей, начиная с так называемого «благодатного паломничества» на севере Англии (1536) и восстания Роберта Кета в Норфолке (1549) и кончая восстанием в среднеанглийских графствах (1607). Какие же нужны были мощные политические, идеологические и этические скрепы, чтобы общественный строй тюдоровской Англии мог не только функционировать, но еще и выдавать себя едва ли не за общество «всеобщего благоденствия».

Однако и в периоды затишья страна находилась в постоянном брожении. Об этом свидетельствуют печально знаменитые террористические законы против бродяг и нищих (известные как «кровавое законодательство»), каравшие за бродяжничество выжиганием клейм, забиванием в колодки, публичным бичеванием, тюрьмой и галерами, отправлявшие человека на виселицу за мелкое воровство. Раздоры, как эпидемия, охватили имущие классы. {5} 5 См.: Joseph J. Op. cit., p. 55. Такова была изнанка «золотого века» Елизаветы.