Фернан Бродель - Структуры повседневности: возможное и невозможное

Еще одна упущенная возможность. На протяжении столетий арабские географы (первым был в X в. ал-Масуди, знавший арабские города Занзибарского берега) в противоположность мнению Птолемея говорили о том, что возможно обойти Африканский континент морем. Они присоединились к непоколебимому мнению христианской церкви, которая в соответствии с библией провозглашала единство водных масс морей. Во всяком случае, сообщения арабских путешественников или мореходов просочились в христианский мир. Александр Гумбольдт полагал, что следует считать реальностью то странное путешествие, которое будто бы проделал около 1420 г. некий арабский корабль и о котором говорит легенда к карте Фра Мауро (1457 г.), венецианского «несравненного географа» ( «geographus icomparabilis» ). Корабль якобы прошел в открытом океане 2 тыс. миль по «Морю мрака», как арабы именовали Атлантический океан, за 40 дней, а возвратился к исходной точке за 70 дней {1240} .

И однако же именно Европе была предначертана заслуга решения проблемы Атлантики, проблемы, которая разрешала все остальные.

На карте Атлантика — это три больших течения, воздушных и морских, три обширных «эллипса». Для того чтобы по ней плавать без затраты усилий, достаточно разумно использовать направления течений и ветра: тогда они вас приведут к месту назначения, а потом доставят обратно. Таково, скажем, течение, использовавшееся викингами в Северной Атлантике; таково и использованное Колумбом: три его корабля течение донесло до Канарских островов, а затем и до Антильских. А ветры средних широт весной 1493 г. пригнали их обратно через Азорские острова после того, как провели вблизи от Ньюфаундленда. В Южной Атлантике великое течение ведет к американским берегам, а затем сносит вплоть до широты мыса Доброй Надежды, южной оконечности Африки. Все это возможно, правда, при одном условии: найти нужный ветер, а уж найдя его, не терять… Так обычно бывало в открытом море.

Ничего бы не было проще, если бы плавание в открытом океане было для моряков чем-то естественным. Но ведь ранние подвиги ирландцев и викингов затерялись во тьме веков. И для того чтобы Европа их совершила снова, нужно было, чтобы она пробудилась к более активной материальной жизни, соединила технические достижения Севера и Юга, познакомилась с компасом, с портуланами [39]и в особенности чтобы она преодолела свои инстинктивные страхи. Португальские первооткрыватели были на Мадейре в 1422 г., на Азорских островах — в 1427 г.; они следовали вдоль африканских берегов. Проще простого было дойти до мыса Бохадор, но возвращение оказалось трудным, требовалось идти против ветра, навстречу северному пассату. Точно так же легче легкого было добраться до Гвинейского побережья с его рынками рабов, золотого песка и перца; но на обратном пути надо было пересечь пассат и поймать ветры, дующие с запада на восток, которые можно найти только на широте Саргассова моря после месячного плавания в открытом океане. И так же точно при возвращении из Эльмины (Сан-Жоржи-да-Мина был основан в 1487 г.) приходилось целыми днями идти против встречного ветра до Азорских островов.

Воистину самой большой трудностью было решиться на предприятие, «предаться», согласно поэтическому французскому выражению того времени. Это был необычный подвиг, о смелости которого мы забыли так же, как наши внуки, вне сомнения, не будут ведать о смелости подвига сегодняшних космонавтов. Как писал Жан Боден, «довольно хорошо известно, что короли Португалии, вот уже сто лет посылая корабли под парусом в открытый океан», завладели «величайшими богатствами Индии и наполнили Европу сокровищами Востока» {1241} . Одно вытекало из другого.

Даже в XVII в. было правилом сколь возможно менее отдаляться от берегов. Томе Кано, чья книга вышла в Севилье в 1611 г., говорил об итальянцах: «То не мореходы открытого океана» {1242} . Правда, для моряков Средиземноморья, в общем ходивших от одного до другого приморского «постоялого двора», «предаться» означало самое большее пройти от Родоса до Александрии: четыре дня открытого моря, водной пустыни (если все пойдет хорошо); или от Марселя до Барселоны по хорде той опасной дуги, что образует Лионский залив; или от Балеарских островов прямо до Италии мимо Сардинии, а иногда и до Сицилии. Однако самым лучшим прямым плаванием по водным пространствам, омывающим Европу, было при прежнем состоянии кораблей и мореплавания путешествие от Иберийского полуострова к устью Ла-Манша и обратно. Оно несло с собой драматические неожиданности бурного Бискайского залива и длинную зыбь Атлантики. Когда в 1518 г. Фердинанд расстался со своим братом Карлом V, флот, который его вез из Ларедо, проскочил вход в «канал» Ла-Манша и оказался в Ирландии {1243} . В 1522 г. Дантышек, посол короля польского, проделал самое драматичное в своей жизни плавание из Англии в Испанию {1244} . Переход через Бискайский залив на протяжении веков, бесспорно, был школой плавания в бурном открытом море. Той школой, которая наряду с некоторыми другими была, возможно, предварительным условием завоевания мира.

Великие географические открытия: плавания по Атлантическому океану на Юг и обратно. Эта схематическая карта показывает направление северного и южного пассатов летом. Мы знаем, что связанные с ними воздушные массы перемещаются в зависимости от времени года. Маршруты плаваний в Индию или из Индии в Европу подчинялись довольно простым правилам. Направляясь в Индию, надо идти с северным пассатом, а затем под действием пассата южного — повернуть к бразильским берегам. На обратном пути — надо использовать попутный южный пассат, а затем пересечь зону пассата северного до зоны ветров средних широт. В этом смысле пунктирная линия пути возврата из Гвинейского залива (или, как говорили португальцы, возвращения «из Мины» — «da Mina» ) демонстрирует необходимость ухода от африканских берегов в открытый океан при возвращении в Европу. Бартоломеу Диаш, чье плавание предшествовало экспедиции Васко да Гамы, совершил ошибку, направляясь к югу вдоль африканского побережья. Трудности в мало-помалу выяснивших эти правила первых плаваньях в открытом океане были в реальности еще большими, чем говорят наши обычные схемы. К тому же для полноты картины не следует забывать о роли океанских течений, тоже бывшей немаловажной: течения эти как представляли удобство, так и создавали препятствия.

Но почему только Европа? — задавали себе вопрос уже в XVI–XVIII вв. европейские наблюдатели и моряки, имевшие перед своими глазами столь отличные [от европейских] флоты Китая или Японии. В 1577 г. отец Мендоса сразу же категорически заявил: китайцы боятся моря, как люди, непривычные к тому, чтобы «предаваться» {1245} . Дело в том, что и на Дальнем Востоке ходили от одного приморского «постоялого двора» до другого. Родриго Виверо, плававший по японскому Внутреннему морю между Осакой и Нагасаки (т. е. в течение 12–15 дней), заявлял, что, «находясь в море, почти каждый день спят на суше» {1246} . Отец Дюальд в 1693 г. утверждал по поводу китайцев: «Хорошие прибрежные лоцманы, но довольно скверные судоводители в открытом море» {1247} . «Они прижимаются к берегу, насколько возможно, — пишет Барроу в 1805 г., — и уходят из пределов видимости земли лишь тогда, когда их к тому побуждает непреодолимая необходимость» {1248} .