Фернан Бродель - Структуры повседневности: возможное и невозможное

Другая черта, общая всем городам и, однако, лежащая в основе глубоких различий в их облике, — это то, что все они суть продукт своих цивилизаций. У каждого из них был прототип. Это охотно повторял в 1735 г. отец Дюальд: «Я уже говорил в другом месте, что нет почти никакой разницы между большинством городов Китая и что они довольно схожи, так что чуть ли не довольно увидеть один из них, дабы составить представление обо всех прочих» {1493} . Кто бы не согласился с этой быстрой, но не лишенной основания оценкой в применении к городам Московской Руси, колониальной Америки, мусульманских стран (Турции или Ирана) и даже (правда, с куда большими колебаниями) Европы?

Севильский порт. Деталь картины, приписываемой Коэльо (XVI в.). ( Фото Жиродона .)

Нет никакого сомнения, что по всему миру ислама, от Гибралтара до Зондских островов, существовал определенный тип мусульманского города, пример, который сам по себе может быть достаточен для нас в качестве иллюстрации таких очевидных связей между городами и цивилизациями {1494} .

Обычно это бывали города огромные, расположенные далеко один от другого. Низенькие дома были там так скучены, как зерна в плоде граната. Ислам запрещал (за некоторыми исключениями: в Мекке, ее порте Джидде, или в Каире) высокие дома, признак ненавистной ему гордыни. Не имея возможности расти вверх, постройки заполняют проезжую часть улиц, что мусульманское право практически не запрещает. Улицы становились улочками и в случае встречи двух ослов с их вьюками оказывались перекрыты.

В Стамбуле, писал в 1766 г. один французский путешественник, «улицы узки, как в наших старинных городах; они обычно весьма грязны и в дурную погоду были бы весьма неудобны, ежели бы не имеющиеся с обеих сторон тротуары. Когда два человека сталкиваются на тротуаре, с него приходится сходить либо втискиваться в дверной проем. Здесь же укрываешься от застигнувшего тебя дождя. Дома большею частью двухэтажные, и верхний этаж выступает над первым. Почти все дома выкрашены масляной краской; такое убранство делает стены менее мрачными и печальными, но само оно почти всегда бывает роковым. Все эти дома, не исключая даже принадлежащие большим господам и самым богатым туркам, построены из дерева с кирпичом и оштукатурены известью; отчего и случается, что огонь за малое время производит столь великие опустошения» {1495} .

Несмотря на огромное различие в характере местоположения, такой же была и картина в Каире, как описывал его Вольней в 1782 г., или в тех городах Ирана, которые столетием раньше, в 1660 г., рассматривал без особого благожелательства другой француз, Рафаэль дю Ман: «Улицы городов… извилистые, неровные, полны канав, каковые эти негодяи копают, дабы в них мочиться в соответствии с законом: чтобы моча не обрызгала их и не сделала нечистыми» {1496} . Впечатления Джемелли Карери тридцатью годами позднее, в 1694 г., были такими же: в Исфахане-де, как и по всей Персии, улицы незамощенные, откуда происходят грязь зимой и пыль летом. «Эта великая нечистота еще увеличивается обыкновением выбрасывать на площади павших животных и сливать кровь тех, что забиты мясниками, и публично отправлять свои [естественные] надобности повсюду, где ни окажешься». Нет, это был не Палермо, как можно было бы предположить, — тот Палермо, где «наихудший дом… превосходит лучшие дома Исфахана» {1497} .

Вполне справедливо, что всякий мусульманский город был запутанным переплетением плохо ухоженных улочек. В лучшем случае использовался уклон, чтобы дождь и ручьи одни только и занимались очисткой улиц. Но такая запутанная топография предполагала довольно постоянную планировку: в центре — Большая мечеть, а вокруг нее — торговые улицы ( сук — souqs ), склады ( ханы — khans , или караван-сараи), а дальше расположенные концентрическими кругами ремесленные ряды в соответствии с традиционным порядком, который всегда учитывал понятия «чистый» и «нечистый». Таким образом, торговцы благовониями и ладаном — «по мнению специалистов канонического права, чистые, ибо посвятили себя священному [товару]», — размещались ближе всего к мечети. Возле них — шелкоткацкие мастерские, ювелиры и так далее. Ближе к внешней границе города находились живодеры, кузнецы и ковали, гончары, кожевники, красильщики, босоногие погонщики ослов, крикливо поносящие своих животных. А затем, у самых ворот, деревенские жители, приходившие продавать мясо, дрова, прогорклое масло, овощи, зелень — все плоды своего труда или «своего мелкого воровства». Еще одна постоянная черта: разделение кварталов по расовому и религиозному признакам. Почти всегда имелись христианский и еврейский кварталы; последний обычно состоял под покровительством государя и поэтому иногда помещался в самом центре города, как в Тлемсене.

«Вид большого базара, или главного рынка» Александрии конца XVIII в. Гравюра 1812 г., «Description de l'Egypte». Национальная библиотека .

Разумеется, каждый город был какой-то вариацией на эту тему — в силу ли своего происхождения или своего торгового или ремесленного значения. В Стамбуле главный базар — два сооруженных в камне бешистана — был городом в городе. Христианские кварталы Пера и Галата составляли другой город на другом берегу Золотого Рога. В центре Адрианополя возвышалась «Биржа». «Поблизости от этой Биржи обнаруживаешь [речь идет о 1693 г.] улицу Сераки длиною в милю, заполненную добрыми лавками для всякого товара. Биржа покрыта досками внахлестку, оставляющими по бокам некоторое количество отверстий для света». А возле мечети — «крытая улица, где находятся золотых дел мастера» {1498} .

Запад довольно рано стал своего рода «роскошной» частью мира. Накал городской жизни был там доведен до температур, которые почти не встречаются в других областях. Города принесли небольшому континенту величие; но эта проблема, хоть и хорошо знакомая, отнюдь не проста. Точно выразить превосходство — это значит напомнить либо о более низком уровне, либо о средней величине, по отношению к которой оно есть превосходство; это значит рано или поздно проделать тягостное и разочаровывающее сравнение с остальным миром. Говорим ли мы о костюме, о деньгах, о городах, о капитализме, мы, следуя за Максом Вебером, не сможем избежать сравнений, ибо Европу всегда объясняют «в сопоставлении с прочими континентами».

Каковы же были отличия и своеобразие Европы? Ее города существовали под знаком не знавшей себе равных свободы; они развивались как автономные миры и по-своему. Они перехитрили государство, построенное на территориальном принципе: это государство будет складываться медленно и вырастет лишь при небескорыстной помощи городов и притом будет увеличенной и зачастую бесцветной копией их судеб. Города господствовали над своими деревнями, составлявшими для них подлинные колониальные миры задолго до появления самого термина и подвергавшимися соответствующему обращению (и государства будут впоследствии поступать так же). Города через созвездия городов и нервную сеть городских перевалочных пунктов вели собственную экономическую политику, политику, зачастую способную сломить преграды, и всегда — создать или воссоздать привилегии или убежище. Если бы мы вообразили, что современные государства упразднены, а торговые палаты крупных городов вольны действовать по своему усмотрению, то нам бы удалось увидеть многое.