Марина Могильнер - Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Исторический курс «Новая имперская история Северной Евразии» представляет новый тип исторического нарратива, описывающего многогранное человеческое разнообразие. Он преодолевает двухвековую традицию написания истории региона через призму «государства» или «нации» (или «национального государства» как их синтеза). Парадигма новой имперской истории нацелена на высвобождение феномена сложного гетерогенного общества из тени исторических империй и влиятельной националистической пропаганды одномерности и чистоты. Это история для современного, сложносоставного и многомерного мира.

Исторический курс был разработан командой редакторов международного журнала Ab Imperio . В его основе — результаты наиболее передовых исследований по истории региона, опубликованные на страницах журнала с 2000 г. представителями почти сорока национальных академических традиций. Логика развития научного проекта Ab Imperio , направленного, прежде всего, на выработку нового аналитического языка описания и изучения сложных обществ («имперской ситуации») привела к идее применить этот язык для деконструкции господствующей «схемы русской истории». Канон, начало которому положил еще Н. М. Карамзин, до сих пор формирует логику исторического мышления, в равной степени проявляя себя и в проспекте казенного «единого учебника истории», и в оппозиционном и неформальном по замыслу опусе Бориса Акунина [1] [1] См.: Андрий Портнов. Учебник истории по госзаказу // Ab Imperio. 2013. № 3. С. 388-395; Илья Герасимов. L’État, C’est Tout: «История Российского государства» Бориса Акунина и канон национальной истории // Ab Imperio. 2013. № 4. С. 219-230. . Как показал опыт последних двух десятилетий, политические предпочтения авторов обобщающих исторических курсов и даже принципиальные расхождения в интерпретациях отдельных сюжетов не способны сами по себе поколебать общую картину, формируемую «схемой». Ключевым фактором, по-видимому, является не то, что говорится, а как, на каком аналитическом языке. С 2005 г. команда Ab Imperio работает над проблемой, которая описывается в форме оксюморона: создание внутренне логичного и согласованного нарратива, преодолевающего монологизм и телеологизм стандартных обзорных курсов. Предлагаемый вниманию читателей текст нужно воспринимать именно в этой логике: как опыт борьбы не с традиционными «фактами», а с господствующим (и не замечаемым нами) языком связывания этих фактов в объясняющие схемы. «Геноцид» и «славяне», «государство» и «монголы» — не просто знакомые всем слова, помогающие наиболее экономным образом рассказать о прошлом, но и «заархивированные» в них готовые объяснительные стратегии. Новая история создается через выработку нового языка рассказывания старых сюжетов, а значит, и формулирования новых вопросов, исходящих из такой логики повествования.

Авторы делают попытку предложить «новую историю» пространства, общества и институтов, которые существовали в пределах нынешней Северной Евразии и еще в относительно недавнем прошлом входили в состав СССР. Мы отталкиваемся не от предыстории некоего современного государства или народа (которые в традиционной логике воспринимаются вечными и неизменными «игроками» исторического процесса), а от исследовательских вопросов, суть которых можно свести к проблеме упорядочения человеческого разнообразия и управления им. Причем главным механизмом этих поисков выступают процессы самоорганизации, когда новые идеи, практики и институты создаются на новом месте заново или творчески адаптируются в результате заимствования. Можно сказать, что это история людей, самостоятельно ищущих ответы на универсальные проблемы в уникальных обстоятельствах (ведь обстоятельства любой человеческой жизни уникальны).

Это еще не учебный курс в строгом смысле, с правильной дидактической организацией, подобранными иллюстрациями, картами и источниками. Скорее, это первый опыт изложения истории региона современным аналитическим языком. Поэтому на нынешнем этапе работы над текстом мы видим главную задачу в достижении последовательности и, в целом, непротиворечивости применения этого языка.Не менее важным обстоятельством является то, что нам удалось создать первый современный исторический нарратив, не встречающий принципиальных возражений со стороны местных сообществ историков в постсоветских обществах, что является уникальным научным и политическим достижением.

Первоначально опубликованный отдельными главами в одиннадцати номерах Ab Imperio в 2014–2016 гг. для широкого профессионального обсуждения, настоящее отдельное издание учитывает высказанные коллегами замечания. Одновременно курс готовится к публикации отдельной книгой и в переводах.

Завершение этой работы стало возможным благодаря гранту, полученному от фонда Института современной России (Institute of Modern Russia). Особую благодарность авторы выражают Павлу Ивлеву, без энтузиазма которого наши планы могли и не реализоваться.

Мы признательны внешним рецензентам текста на этапе его подготовки для публикации в Ab Imperio , а также коллегам, приславшим развернутые комментарии и замечания по итогам этой публикации — Андрею Михайлову, Никите Храпунову и другим.

[1]См.: Андрий Портнов. Учебник истории по госзаказу // Ab Imperio. 2013. № 3. С. 388-395; Илья Герасимов. L’État, C’est Tout: «История Российского государства» Бориса Акунина и канон национальной истории // Ab Imperio. 2013. № 4. С. 219-230.

Привычные для нас представления о пространственном единстве Земли, о синхронности мировой истории и общей хронологии — тех «трех китах», на которых покоится современная историческая наука, — сравнительно недавнего происхождения. Несмотря на то, что реальное взаимодействие отдельных людей и целых народов с обитателями даже весьма отдаленных земель было регулярным и весьма плотным со времен глубокой древности, не существовало некой единой «позиции наблюдателя» (реального или обобщенного — в виде интеллектуального сообщества), которая позволила бы описывать пространство и общество в универсальных категориях. Каждая локальная культура имела не только собственные названия одних и тех же гор и рек, но и по-разному воспринимала границы между одной горной грядой и другой. Не только названия соседних народов, но и представления о том, какие группы входят в данный народ, а какие нет, отличались у разных наблюдателей. Великие письменные цивилизации древности — будь то Древний Египет, Поднебесная империя (Китай) или древнегреческие полисы — воспринимали себя уникальными островками среди окружающего пространства, населенного «варварами». Их практические знания о соседних землях и народах могли быть подчас весьма обширными, однако это не вело к восприятию своей культуры как составной части глобального целого. Значит ли это, что современные обобщающие категории (вроде «Северной Евразии») неприменимы для описания организации населения и осмысления пространства в древности?