Марина Могильнер - Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Единственная преграда на пути интеграции литовцев в Рѹськую землю заключалась в том, что их предводители не принадлежали к разросшемуся княжескому роду-сословию Рюриковичей, а потому не могли претендовать на признание их власти легитимной. Впрочем, эта загвоздка при желании легко решалась династическим браком, проблема была скорее в том, что сложившееся в Литве собственное военное сословие не кристаллизовалось еще настолько, чтобы выдвинулся один бесспорный лидер — главный князь. На первоначальном этапе развития Рѹськой земли отдельные края сразу получали «готовых» князей-предводителей дружин (варяжских или посланных из Киева), Литва же проходила процесс формирования княжеской власти совершенно самостоятельно.

В 1185 г. литовцы совершили набег на земли ливов — данников Полоцкого княжества (в Ливонию). Этот набег также являлся «домашним» — литовцы по-прежнему действовали в политическом пространстве Полоцкого княжества или Рѹськой земли, а не, допустим, в «балтском» межплеменном контексте или «Прибалтийском» территориальном. Однако последствия этого набега, выражающего явные претензии на долю в политическом наследии дробящегося Полоцкого княжества, оказались куда более масштабными.

Незадолго до литовского вторжения в Ливонию прибыл немецкий проповедник Мейнард фон Зегеберг. Он обосновался в фактории торговавших с ливами купцов в Икшкиле (нем. Икскюль) на берегу Даугавы (Западной Двины), в 30 км от моря, и начал проповедовать христианство — причем заручившись предварительным разрешением Полоцкого князя. Поначалу проповедь Мейнарда пользовалась скромным успехом, ему удалось крестить лишь несколько человек. Зато после разорительного набега литовцев ливы сразу согласились на строительство на своих землях не только первой каменной часовни, но и двух каменных замков: в Икшкиле и на острове Мартиньсала на Даугаве (Кирхгольм), примерно на полпути к морю. Очевидно, что номинальные подданные Полоцкого князя не рассчитывали на его способность предоставить защиту от литовцев. В 1186 г. Мейнард становится епископом Икскульским, а Римский Папа Клемент III разрешает любому монаху присоединяться к миссии Мейнарда в Ливонии. В 1193 г. новый Папа Целестин III призвал верующих присоединяться к ливонской миссии, обещая за это индульгенцию (официальное отпущение грехов) и послабления в соблюдении требований монашеского устава. Таким образом, спустя всего несколько лет после литовского вторжения политическая ситуация на юго-востоке Балтики резко изменилась: на месте торговых факторий частных лиц — купцов — возникла епархия католической церкви под особым покровительством папства.

В 1190-х годах параллельно разворачиваются два процесса: литовцы утверждаются как ключевая сила на северо-западе Рѹськой земли, а немецкие миссионеры расширяют свое влияние в Ливонии.

Литовцы совершали систематические набеги на владения Новгорода в Карелии и на саму Новгородскую землю. Причем в 1198 г. они принудили принять участие в нападении на новгородские Великие Луки и полоцкого князя — подобно тому, как еще двумя поколениями раньше сами вынуждены были участвовать в полоцких походах. Где-то на рубеже веков был заключен брак удельного Ерсикского (Герцикского) князя Всеволода (правившего на северо-западе Полоцкой земли) с дочерью литовского князя Даугерутиса (Довгерда) — свидетельство того, что началась интеграция рѹських полоцких и литовских знатных родов.

В это время ливы, спохватившись, попытались изгнать немецких миссионеров: ведь церковная десятина являлась гораздо более тяжким бременем, чем принятые в Северной Евразии размеры дани. Происходит массовое отпадение от христианства, восставшие ливы захватывают замок Кирхгольм. В ответ на восстания новый епископ Ливонии Бертольд Шульте для подавления сопротивления и защиты миссионеров в 1198 г. привозит из Германии отряд вооруженных монахов-воинов — крестоносцев и первых немецких колонистов-крестьян. Мирная проповедь христианства переходит в насаждение религии и ее политических и экономических институтов силой меча, с переменным успехом. В 1198 г. войско Бертольда разбило ливов, попытавшихся воспрепятствовать его высадке, но в 1199 г. победу одерживают ливы, в битве погиб сам епископ Бертольд Шульте. Гибель епископа от рук язычников послужила мощным толчком для расширения экспансии немецких колонистов. Третий епископ Ливонии Альберт Буксгевден приплыл из Германии в сопровождении уже полутора тысяч «пилигримов»-крестоносцев. В 1201 г. в устье Даугавы начинается строительство города Рига, где в 1202 г. был основан духовно-рыцарский орден Братство воинов Христа, известный также как орден меченосцев. Христианизация ливов полностью обрела характер планомерной военно-экономической колонизации: продвигаясь от побережья вглубь страны, крестоносцы строили замки на завоеванной территории, при этом две трети захваченных земель оставались под властью ордена, а одна треть передавалась епископу.

Так, консолидация Литвы как самостоятельной региональной силы на западе Рѹськой земли нарушила существовавший баланс сил в регионе и в известной степени спровоцировала появление нового фактора: военной и хозяйственной колонизации крестоносцев, преимущественно выходцев из немецких земель. Первоначально отделенные друг от друга территориями балтских и финских племен, сферы интересов крестоносцев и литовцев все чаще начали пересекаться, и в конце 1201 г. в Риге литовцы заключили первый мирный договор с епископом Альбертом — они отправлялись в поход на балтское племя земгалов на левом берегу в нижнем течении Даугавы и хотели обезопасить себя от угрозы нападения с тыла. С этого момента и более чем на два столетия история литовских земель оказывается тесно переплетенной с историей крестоносцев в Прибалтике.

Можно добавить, что синхронно, с середины 1180-х гг., на противоположном краю Евразийского континента происходила консолидация власти Темучина над племенами монгольской степи. Помимо этого случайного хронологического совпадения, складывание Монгольского улуса и Литовского княжества роднит то обстоятельство, что оба политических объединения достигли успеха, не порывая с «языческой» религией предков. Вероятно, как и в случае «окняжения» Рѹськой земли тремя веками ранее, создание масштабных политических конфедераций на основе элементарных «племенных» союзов скорее облегчалось отсутствием универсалистской нормативной картины мироздания. Это придавало территориальной экспансии сугубо «политический» характер «чистых» властных отношений, почти не связанных с доминированием чужого и чуждого культурного кода. По крайней мере, про монголов известно, что, глубоко почитая собственный шаманистический культ, они с уважением относились ко всем религиям. Оформление границ Рѹсьской земли также произошло до принятия христианства в качестве официальной религии, когда местные языческие культы уживались друг с другом и не препятствовался переход в монотеистические религии даже отдельным представителям княжеских семей. Другое дело, что в определенный момент и киевский великий князь Рѹськой земли, и правители улусов монгольской империи обнаружили необходимость принятия монотеистической религии в качестве официальной — «государственной» и государствообразующей. Это произошло тогда, когда внешняя торговая и военная экспансия перестали играть роль главного фактора, сплачивающего разнокультурное подвластное население, когда возникла необходимость создания внутренней мотивации единства и общего языка для выражения и распространения идей о смысле совместного проживания на определенной территории. До этого момента основным структурирующим фактором оставались внешние, чужие обстоятельства: границы провинций покоренных стран, уже существующие административные и экономические структуры и сети и т.п.