Марина Могильнер - Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Тевтонский орден, основанный в 1190 г. в Палестине, несмотря на свое название, в 1220-х годах не воспринимался как прямое орудие германского императора. В 1211 г. венгерский король Андраш II передал во владение ордена местность на юго-востоке Трансильвании с просьбой перекрыть южный путь в обход Карпат из Дешт-и-Кыпчак, по которому постоянно проникали в Паннонию все новые племена половцев. Рыцари были освобождены от всех налогов и пошлин и королевского суда, не признавали они и власти местного епископа. На полученной орденом малозаселенной территории были возведены пять крепостей и земляные валы, под защиту которых переселялись колонисты из венгерских и германских земель. Таким образом, Тевтонский орден воспринимался как буферное военизированное самоуправляющееся образование, выполняющее функцию пограничной стражи, — наподобие казачьего войска или граничар (на границе с Османской империей) позднейших времен. Неудивительно, что Конрад Мазовецкий поспешил пригласить тевтонских рыцарей, едва узнал, что новый венгерский король изгнал их в 1225 г. под давлением знати и церковных иерархов, завидовавших привилегиям ордена. Так что на границу с пруссами рыцари прибыли из Трансильвании, а не из Германии.

Однако если в пустынном краю на границе со степью они не выказывали особых стремлений к завоеванию новых территорий, то прежде чем прибыть на берега Вислы в 1231 г., тевтонские рыцари заручились гарантиями признания права владения всеми покоренными землями. Это право было подтверждено Золотой буллой императора Фридриха II 1226 г., а в 1234 г. папа Григорий IX (боровшийся с Фридрихом II за влияние) переподчинил все прошлые и будущие земельные приобретения Тевтонского ордена напрямую папскому престолу. Формально считаясь крестовым походом ради насильственного обращения в христианство язычников-пруссов, возглавляемая Тевтонским орденом экспансия на деле уделяла минимальное внимание культурной трансформации покоренного населения: крещению и германизации. Не только в распоряжении ордена было слишком мало человеческих ресурсов для этого, но и сама логика покорения обширных земель с многочисленным воинственным населением делала колонизаторов заинтересованными в использовании уже сложившихся социальных иерархий — их только надо было переориентировать на подчинение ордену. Поэтому, подобно Ордену меченосцев, тевтонские рыцари старались подчинять племенные объединения поодиночке. Как и в Ливонии, господствующие над округой замки строились на месте прежних племенных центров, перенимая их административные функции. В результате подчинение племенной знати вело к подчинению всего племени, а принятие христианства вождем обезглавливало местный языческий культ и открывало впоследствии дорогу к крещению большинства.

Так, в начале 1230-х гг., когда северо-восток Прибалтийского региона — к северу от Даугавы — в целом перешел под контроль Ливонского ордена и Рижского епископа, рыцари Тевтонского ордена и присоединившиеся к ним крестоносцы из германских, польских, чешских земель и Дании начали его покорение с юго-запада. От польских княжеств и имперских земель вдоль моря, к окраинам новгородских владений, через земли пруссов, куршей, ливов, латгалов и эстов протянулась огромная дуга возникающего единого пространства противостояния крестоносцам или союза с ними. Это никогда прежде не существовавшее единое поле — ни в виде политического объединения, ни в качестве культурного единства — постепенно расширялось и охватывало все новые земли, затрагивая уже частично земли и ятвягов, и жемайтов, превращая литовскую Аукштайтию из дальней глухой окраины в центр земель, не затронутых еще новой политической реальностью.

Поначалу, судя по списку литовских походов, литовцы рассматривали свое изолированное положение просто как преимущество, обеспечивающее свободу маневра. Так, после того, как в набегах 1213 и 1214 гг. на Ливонию (теперь защищенную замками рыцарей) погибли литовские предводители, походы литовцев в Ливонию почти прекратились. В то же время на следующее десятилетие приходится по меньшей мере шесть походов в Рѹськую землю: в основном в сторону Пскова и Новгорода, но также в дальнее Черниговское княжество (1220 г.) и на Смоленск (1225 г.). Трудно провести грань в XIII веке между грабительскими рейдами и регулярными политическими отношениями по форме: и княжества Рѹськой земли, и их соседи в половецкой степи или литовских лесах делали одно и то же — угоняли в плен жителей, вывозили ценности (в том числе церковные). О том, что литовские рейды были элементом внешней политики (а не просто грабежом) свидетельствует договор о мире, заключенный с Галицко-Волынским княжеством в 1219 г. (в 1215 г. по летописной хронологии).

Прежде всего, очевиден стратегический характер выбора союзника: Галицко-Волынское княжество граничило на севере с удельным Городенским княжеством Полоцкой земли. Если исчезновение упоминаний этого княжества в русских летописях после 1183 г. означает его поглощение Литвой — наряду с другими полоцкими территориями, соседствовавшими с Аукштайтией или даже включавшими часть ее, — то это значит, что вожди Литвы были озабочены безопасностью своих новых южных границ, заключая договор с Галицко-Волынским княжеством. Со всех других сторон Литва была окружена сравнительно пассивными соседями: балтскими племенами на западе, полузависимым от нее Полоцким княжеством на востоке. А на север и северо-восток (в Ливонию и новгородско-псковские земли) была направлена собственная литовская экспансия. Другим важным отличием договора 1219 г. было то, что его подписал не один князь — предводитель похода (как было в случае договора с Рижским епископом в 1201 г.), а более двух десятков, распределенных по старшинству и территориям (наподобие того, как подписывались договоры рѹських князей с Византией). Первыми перечисляются пять князей, очевидно, из Аукштайтии, при этом упоминается «старейший» — Живинбуд. За ними следуют два князя из Жемайтии («низовых» литовских земель к западу от «верхней» Аукштайтии, ниже по течению Немана), потом представители клана Рушковичей (семь имен), клана Булевичей (трое) и четыре «князя из Дяволты» (Девялтовского княжества вдоль реки Швентойи (Šventoji) к северо-западу от современного Вильнюса). В позднейшие эпохи Булевичи (Биллевичи, Billewicz) были известны как древний беларусский шляхетский (дворянский) род, Рушковичи (Рушкевичи) тоже могут идентифицироваться с беларускими именами и топонимами, известными по более поздним временам.

Многочисленные попытки доказать «исконно славянское» или «типично литовское» происхождение имен князей, упомянутых в договоре, не привели ни к каким однозначным выводам, поскольку достаточно близкие индоевропейские корни взаимодействовавших на протяжении столетий языков не позволяют с уверенностью говорить о том, в каком направлении шло заимствование в каждом конкретном случае. Скорее всего, подписавшие договор 1219 г. князья представляют Литву как широкую конфедерацию земель и различных балтских и славянских племен, сохранивших языческие верования (см. карту). Типичная для Северной Евразии ситуация кооперации разнокультурных сообществ, исповедующих разные племенные культы, когда человек, «дома сидя, знал пять языков» (как в Рѹськой земле), делает бессмысленным вопрос о «национальности» Литвы как политического образования. Литва этой эпохи — это не народ, а «земля», населенная сотрудничавшими разнокультурными группами (наподобие Рѹськой земли). Отсутствие единой официальной религии и книжной культуры не мешало, а помогало Литве расширяться за счет соседних территорий — точно так же, как культурная общность рѹських княжеств не препятствовала их дроблению и жестокому противоборству друг с другом. Уже к 1230-м годам Полоцкое княжество практически целиком перешло под контроль литовцев, и точно известно, что литовцы начали править княжеством, формально заняв полоцкий престол, по крайней мере с начала 1240-х гг. Даже если до этого полоцкими правителями еще оставались потомки рода Рюриковичей, им приходилось учитывать фактор литовского присутствия по соседству и даже на территории княжества. Таким образом, вдобавок к языческим славянским кланам, проживавшим в Аукштайтии и Жемайтии, к поликультурному населению Литвы присоединилось преимущественно православное и, видимо, славяноговорящее население будущей Беларуси, что не отменило политическое главенство балтских княжеских родов. Заключение договора с Владимиро-Волынским княжеством, постепенное поглощение Полоцкого княжества и попытки установить контроль над Торопецким княжеством на стыке смоленских и новгородских владений, приводящие к конфликтам с ними, в верховьях Даугавы — Западной Двины свидетельствуют о том, что Литва утверждалась как полноправный член Рѹськой земли.