Константин Колонтаев - Русский коммунизм (большевизм)

В связи с этим Писарев писал: "У Наполеона была своя историческая задача: после того как революция была остановлена на всём ходу, военная диктатура сделалась сначала возможной, а затем неизбежной. Можно было воспользоваться ею благоразумно и воспользоваться нелепо. И то, и другое зависит не от общих причин, а от личных качеств диктатора. Наполеон выполнил свою задачу отвратительно".34

Писарев считал, что общество, основанное на эксплуатации человека человеком, неизбежно будет уничтожено в ходе исторического процесса развития человечества. В своей работе "Очерки по истории труда" он по этому поводу писал следующее: "Внешние проявления тех болезней, от которых погибали цивилизации, различны, но существенный характер этих болезней всегда и везде остаётся неизменным. Везде и всегдла цивилизации гибнут оттого, что плоды их растут и зреют для немногих. Немногие наслаждаются, немногие размышляют, немногие задают себе и разрешают общественные вопросы. Немногие открывают мировые законы. Немногие узнают о существовании этих законов. И опять в пользу немногих прилагают к промышленному производству открытия и изобретения, сделанные также немногими, которые по простоте души воображают, что они работают для всех. А в это время, славное время процветания науки и искусства, массы страдают, массы надрывают свои силы, массы беднеют, тупеют и вымирают, и роскошный цвет цивилизации вянет потому, что корень оказался подгнившим. Этот бесплодный, поверхностный и недолговечный характер цивилизации выражается в самых разнообразных исторических формах. Все цвекты погибших цивилизаций росли и распускались в ущерб благосостоянию масс. Поэтому нас не должно удивлять, что во всех этих цивилизациях упадок с такой ужасающей быстротой следовал именно за эпохой величайшего блеска. Этот блеск сам по себе был выражением сильнейшей общественной болезни, а эпоха упадка была даже сравнительно временем облегчения для масс, потому что этим массам, дошедшим до крайней степени нищеты и бессилия, позволялось по крайней мере сосредоточить своё внимание на устройстве собственных мелких делишек. Только очень близорукие люди могут вообразить, что так будет всегда. Средневековая теократия упала, феодализм упал, упадёт когда-нибудь и тираническое господство капитала".35

Однако, в своей уверенности в неизбежном падении капитализма Писарев, как и его предшественники и учителя Белинский и Чернышевский, не был чрезмерным оптимистом. В своей статье "Популяризаторы отрицательных доктрин" он в связи с этим отмечал следующее: "В настоящее время все мыслящие люди убеждены в том, что всё человечество идёт вперёд, совершенствуется, развивается. Но в понимании великих идей надо тщательно избегаль бессмысленного оптимизма. Человечество продвигается вперёд - это верно, но не следует думать, что каждый шаг человечества есть шаг вперёд и каждое движение - это движение к лучшему. Человечество продвигается вперёд не по прямой линии, а зигзагами, каждый успех покупается ценой многих безуспешных попыток. Правда, эти ошибки не пропадают даром, они увеличивают запас опытности, предохраняют от ошибок в будущем. Но ошибки всё же остаются ошибками, и когда нация гонится за призраком, нельзя говорить, что она поступает разумно".36

Писарев считал, что противоречия, порождаемые капитализмом, могут быть разрешены только его уничтожением: "Надо разрешить вековой спор между трудом и капиталом не филантропическими учреждениями, больше похожими на тюрьмы, а таким общественным порядком, который отнял бы у одного человека возможность эксплуатировать труд сотен других людей". Силой, способной уничтожить капитализм, по мнению Писарева, является рабочимй класс: "Решить задачу о голодных людях должны сами работники. Решение этой задачи не в возделывании личных добродетелей, а в перестройке общественных учреждений. Благодаря младенческому состоянию нашей промышленности, рабочий вопрос находится у нас в зародыше и, вероятно, долго ещё не примет в русской жизни колоссальных и грозных размеров, но с нашей стороны было бы неосновательно думать, что эта чаша минует нас, и наша общественная жизнь в своём дальнейшем развитии никогда не наткнётся на эту задачу".37

Уничтожить капитализм, считал Писарев, можно с помощью социалистической революции. Ярким по форме и глубр\оким по содержанию произведением Писарева, в котором давалась теория социалистической революции и необходимости соответствующей революционной партии для её осуществления ("необыкновенных людей" - по терминологии Писарева), стала его статья "Мыслящий пролетариат" (1865), ставшая откликом на роман Чернышевского "Что делать". В ней Писарев отмечал, что в историческом развитии имеют место революционные переломные эполхи, когда народные массы определяют ход событий. Основа революционных событий, согласно Писареву, - экономическое противоречие между трудящимися и эксплуататорскими классами. Революции, по мнению Писарева, неизбежны, хотя они и наносят материальный и нравственный ущерб, который, тем не менее, меньше того вреда, от которого избавляют революции.38

Обосновывая объективный и неизбежный характер социалистической революции, Писарев в своей статье "Борьба за жизнь" (1867) писал: "Кровопролитие становится неизбежным не тогда, когда его желает устроить какой-нибудь необыкновенный человек, а только тогда, когда две большие группы людей, две нации или две партии резко и решительно расходятся в своих намерениях".39

Говоря об объективной неизбежности революции, Писарев в статье "Генрих Гейне" писал: "В жизни народов революции занимают то мето, которое в жизни отдельного человека занимает вынужденное убийство. То же можно сказать о насильственных переворотах и оборонительных войнах. Каждый переворот и каждая война наносят вред, материальный и нравственный. Но если войны или перевороты вызваны настоятельной необходимостью, то вред, наносимый ими, ничтожен в сравнении с тем вредом, от которого они спасают. Тот народ, который готов переносить всевозможные унижения и терять все свои политические права, лишь бы только не браться оружие и рисковать жизнью, находится при последнем издыхании. Его непременно поработят соседи или уморят голодный смертью свои правители. Но, с другой стороны, народ, который тешится переворотами, как привычной забавой, всегда оказывается пустым, ничтожным, жалким, больным и глубоко развращённым народом. Чтобы чудить о перевороте, надо всегда сравнивать то, что было накануне борьбы, с тем, что получилось после победы. Переворот, вырванный из своей естественной связи с ближайшим прошедшим и ближайшим будущим, оказывается грязной дракой, которой может восхищаться только батальный живописец. Относясь с почтительным сочувствием к перевороту, мыслящие защитники народных интересов поступают так не из любви к шумным потасовкам, а только из любви к тем бедным людям, которым после переворота станет легче жить".40