Константин Колонтаев - Русский коммунизм (большевизм)

Далее Писарев показывал традиционное политическое лицемерие либералов, оправдывающих существование капитализма: "Либаралы очень горячо и настойчиво добивались свободы печати, но свобода печати была им необходима, чтобы доказывать ежедневно, что бережливость есть мать всех миллионов и добродетелей, что рабочий силой ума и характера может сделаться банкиром и пэром Франции, что папе римскому очень полезно познакомиться с системой Коперника, открыть свои объятия всему человечеству и записаться в ряды просвещённых и умеренных либералов. Когда же свободная печать начала знакомить мир с новыми истинами, опасными для финансового феодализма, тогда либералы закричали каркул и кинулись под защиту полицейского сержанта".28

Продолжая показывать характерные черты либерализма, Писарев писал: "Они были очень довольны собой, противоречия их не смущали. Они говорили, что непоколебимая верность основной идее так же невозможна в жизни, как невозможен в природе математический маятник. Этим людям было хорошо и весело. Они то отвергали принцип, допуская в то же время его последствия, то отвергали последствия, допуская принцип. Так, например, в первой четверти XIX столетия многие английские лорды пожелали увеличить доходность своих владений и с этой целью нашли удобным превратить пахотные земли в пастбища. Когда закончились сроки заключённых контрактов, владельцы предложили фермерам уходить на все четыре стороны. Либеральная европейская пресса ударила в набат. Вот, мол, каковы эти олигархи, эти феодалы, эти варвары, эти кровопийцы! Все эти либеральные завывания можно было бы остановить одним вопросом: земля чья? Земля господская. Так чего же вы беснуетесь? Но эти несчастные фермеры - куда же они пойдут? Куда угодно. Лорды не имеют права и как хорошие граждане, уважающие законы даже не желают стеснять своих бывших фермеров в выборе места жительства. Это ужас, это убийство! Неправда! Это логика! Вы, господа либералы, учились римскому праву. Вам должно быть известно, что право собственности в нём есть право пользоваться и злоупотреблять своей собственностью. Желая получить со своей земли больше дохода, лорд только пользуется, а не злоупотребляет. Значит, он не только не выступает из законных границ своего права, но даже не доходит до них. Из-за чего же вы лезете на стену, когда спокойно и торжественно развёртываются прямые последствия той идеи, перед которой вы стоите на коленях? Если же римское право кажется вам неудобным, попробуйте сочинить новое. Но при этом будьте осторожны. Вы рискуете поднять из могилы труп обезглавленного Бабефа. Вы рискуете вызвать из дальнего прошлого великие тени Гая и Тиберия Гракхов. Для человека последовательного изменить римское определение собственности - значит перестроить всё здание человеческих отношений. Для либерала это значит внести в книгу законов лишнюю ограничительную закорючку".29

В своей статье "Мыслящий пролетариат" Писарев останавливается на истоках социальной психологии либерализма, его умственной ограниченности и тесной связи с психологией господствующего буржуазного класса: "Люди, живущие эксплуатацией ближних или присвоением чужого труда, находятся в постоянной войне с окружающим их миром. Для войны необходимо оружие, и таким оружием оказываются умственные способности. Нанести поражение ближнему или отбить его ловкий удар - значит показать тонкий ум и обширную житейскую опытность. Отсюда мелкая проницательность, мелкая подозрительность. Ум этот непременно делается близоруким, потому что практический человек постоянно смотрит себе под ноги, чтобы не попасть в какую-нибудь западню. Обобщать факты он поэтому не умеет, отдавать себе отчёт в общем положении вещей и придавать своим поступкам какой-нибудь общий смысл он также не может. Он не имеет над событиями никакой власти и не оказывает на них ни малейшего влияния".30

Писарев высмеивал либеральные рецепты лечения нищеты в условиях капитализма путём филантропии. В статье "Мыслящий пролетариат" он по этому поводу писал следующее: "Филантропия сама по себе оскорбительна для человеческого достоинства, она принуждает одного человека зависеть в своём существовании от произвольного добродушия другого человека. Она развращает и богатого, и нищего. Она не уничтожает ни бедности, ни праздности. Она не увеличивает ни на одну копейку продуктов производительного труда. Не богадельна, а мастерская может и должна обновить человечество. Труд есть единственный источник богатств. Богатства, добываемые трудом, есть единственное лекарство против страданий бедности и пороков праздности. Стало быть, целесообразная организация трудап может и должна привести за собой счастье человечества".31

Гоьворя о порочном влиянии либерализма не только на политику, но и на все стороны жизни западных обществ, он в качестве примера приводит творчество ряда великих немецких литераторов: "Своему отечеству Вогфганг Гёте сделал очень много зла. Он вместе с Шиллером украсил на вечные времена свиную голову немецкого филистёрства лавровыми венками бессмертной поэзии. Немецкий филистёр читает своих великих поэтов, оставаясь безнадёжным пошляком. Но при этом он твёрдо уверен, что он человек и ничто человеческое ему не чуждо. И всё происходит оттого, что в великих поэтах немецкого филистёрства нет живой струи отрицания. Именно по этой причине филистёры, любя и читая их, остаются филистёрами. Где нет жёлчи и смеха, там нет надежды на обновление. Где нет сарказмов, там нет и настоящей любви к человечеству".32

Отвечая на либеральную демагогию другого известного немецкого литератора Генриха Гейне, утверждавшего, что якобы "новые пуритане" (так Гейне называл комунистов) хотят одеть всех в "пепельно-серый костюм равенства, уничтожив красоту и гениальность", Писарев отмечал: "Читателю русских журналов достаточно знакомы эти старушечьи вопли против сухости новых пуритан. Гейне унижается даже до такого предположения, что новые пуритане говорят и действуют под влиянием личной зависти. Новые пуритане очень уважают науку и новые пуритане вовсе не отрицают гениальность. Пепельно-серый костюм равенства, на который жалуется любитель трёхцветного знамени Генрих Гейне, надевается на людей не для того, чтобы глупые и умные люди полоьзовались одинаковым влиянием на общественные дела, это вещь невозможная. Смысл того стремления, которое Гейне называет пепельно-серым костюмом, состоит в том, что тысячи не должны ходить босиком и птаться отрубями, чтобы единицы смотрели хорошие картины и слушали хорошую музыку. Кто находит такое стремление предосудительным, тот стоит на стороне эксплуататоров и филистёров". Писарев указывал на склонность "свободолюбивых либералов" к разного рода диктаторам: "Особенно замечательно то несчастное упорство, с которым Гейне увенчивал Наполеона, одного из самых вредных людей в истории человечества". Говоря о восхвалении Гейне Наполеона, Писарев указывал: "Виртуозность в каком-нибудь одном деле, умение быть превосходным орудием какой угодно партии не имеет ничего общество с подлинным умственным величием. Не всякий способен сделаться отличным полководцем, но из этого ещё не следует, чтобы каждый отличный полководей имел право на то благоговение, с которым мы относимся к гению".33