Виктор Мещеряков - Книжные тайны, загадки, преступления

И все-таки Струйский добился известности и прославился, но не собственными поэтическими экзерсисами, а качеством их издания. Он привлек к сотрудничеству ведущих графиков [146] График — художник, рисующий в основном линиями и штрихами, в черно-белом цвете. и граверов [147] Гравер — художник, вырезающий или вытравливающий рисунки на твердой гладкой поверхности (металл, стекло, дерево) с целью дальнейшего получения многочисленных отпечатков на бумаге (гравюр). своего времени, отдал в обучение нескольких крепостных, чтобы они овладели переплетным искусством, а других определил в наборщики [148] Наборщик — рабочий типографии, набирающий текст из отдельных букв (литер). .

Николай Еремеевич со своими крепостными и домочадцами обращался не просто строго, но даже жестоко. Жил он замкнуто, почти никого не пускал в свой кабинет, который гордо называл Парнасом [149] Парнас — гора, в древнегреческой мифологии место обитания Аполлона и муз. . Он имел многочисленное потомство, но тратил капитал только на усовершенствование типографского дела.

Из рузаевской типографии выходили уникальные книги. Тиражи были мизерными — лишь по несколько экземпляров каждого издания. Сочинения Струйского печатались на драгоценной «александрийской» бумаге [150] Александрийская бумага — один из древних сортов книжной бумаги, используемой на Руси. Вероятно, эта бумага изготовлялась в Александрии (Египет) и попадала в Россию из Греции. Александрийская бумага напоминала современную ватманскую, но была более мягкой и тонкой. В XIX столетии она по-прежнему изготовлялась вручную и применялась для дорогих иллюстрированных и малотиражных изданий. , на атласе и шелке. Переплеты, сделанные из кожи, поражали знатоков своей красотой и роскошью. Изысканные шрифты сопровождались причудливыми виньетками и иллюстрациями.

Такие книги было не стыдно дарить самой императрице, что Струйский регулярно и делал. Екатерина II стихи его, разумеется, не читала, но щедро одаривала знатных иностранных гостей, не понимающих ни слова по-русски, драгоценными изданиями. Вот, дескать, как далеко в наше царствование шагнуло просвещение: даже в захолустье печатают настоящие шедевры. Старания Струйского были вознаграждены: императрица пожаловала его бриллиантовым перстнем. Хозяин рузаевской типографии так искренно благоговел перед именем своей августейшей покровительницы, что, получив известие о ее кончине, слег сам и через несколько дней умер.

Никакой корысти, издавая свои опусы в таком роскошном виде, Струйский не преследовал. Тем, кто был ему приятен, он с легкостью дарил драгоценные издания. После его смерти рузаевские книги стали библиографическими редкостями, за которыми охотились русские и иностранные коллекционеры. Сейчас эти раритеты есть лишь в центральных книгохранилищах России. По словам В. С. Пикуля, «Струйский был прав в одном: «Книга создана, чтобы сначала поразить взор, а уж затем очаровать разум». Разума он не очаровал, но поразить взор оказался способен».

Завершая рассказ о людях книги, вспомним еще одного замечательного книголюба.

Александр Федорович Отто родился в 1845 году. Рассказывая о своем появлении на свет, Отто часто шутил, что его нашли прямо у памятника Пушкину. Он и в самом деле был подкидышем, вот только памятника Пушкину тогда еще не существовало, он появился в Москве только в 1880 году.

По слухам, Александр Федорович был незаконнорожденным сыном кого-то из ближайших царских родственников. Кого именно, так и осталось тайной. Никаких отношений с августейшей семьей у него не было. Фамилию Отто он получил от своей крестной матери и воспитательницы.

Жизнь мальчика была довольно обеспеченной, он учился в привилегированной петербургской гимназии, а в юности довольно много путешествовал по России.

В 1869 году Александр Отто побывал в Швейцарии, Франции, Германии и Англии.

К 1872 году главным увлечением его жизни стала русская литература, и прежде всего творчество и личность А. С. Пушкина.

Собирать всё относящееся к поэту (книги, рукописи, рисунки, картины и т. п.) Александр Федорович начал еще в 1860-е годы. Его старый товарищ Павел Васильевич Жуковский, сын В. А. Жуковского, после смерти отца подарил коллекционеру 75 никому не известных рукописей Пушкина.

В 1877 году тридцатидвух летний Отто уехал в Париж. Там он стал литературным секретарем И. С. Тургенева, с которым познакомился еще во время своего первого путешествия по Европе.

Именно в это время Отто захотел сменить фамилию. Поскольку объектом его преклонения по-прежнему был Пушкин, наш герой недолго думая решил стать… Онегиным. В те годы сменить фамилию или имя было очень непросто, для этого требовалось специальное высочайшее разрешение. Только в 1890 году Отто было позволено подписываться в официальных документах «Онегин».

Тем временем щедрый друг снова передал Онегину бесценные документы, касавшиеся дуэли и смерти Пушкина, несколько сотен томов с автографами Гоголя, Языкова, Дельвига и Баратынского. К Онегину перекочевал огромный массив материалов из архива самого В. А. Жуковского, а также часть архива И. С. Тургенева.

Все это легло в основу музея, который постепенно рос и расширялся. Чтобы получить средства на дальнейшее пополнение своего собрания, Онегин продал большую часть библиотеки Жуковского Томскому университету.

Скромная парижская квартира Онегина превратилась в один из первых музеев, связанных с Пушкиным и его эпохой. Этот музей стал для нашего пушкиниста делом всей жизни. Семьи он не завел, знакомства его ограничивались литераторами и коллекционерами. На вопрос одного из посетителей музея, где же начинается его собрание, Онегин ответил: «Вот кровать, на которой я сплю, — это не музей, а все прочее — музей».

В. Я. Брюсов [151] Брюсов Валерий Яковлевич (1873–1924) — русский поэт-символист. писал, что Онегин охотно показывал желающим пушкинские рукописи, «но только издали и каждый листок на одно мгновенье… чтобы нельзя было прочитать ни слова (а то запомнят наизусть, да и напечатают!). Точно так же в печати из своих сокровищ А. Ф. Онегин оглашал лишь немногое, ровно настолько, чтобы возбудить интерес к своему собранию, но не обесценить его».

Свою коллекцию Онегин пополнял до конца дней. В ней сосредоточивались книги, принадлежавшие Пушкину и Жуковскому, прижизненные издания писателей пушкинского круга, журналы и альманахи первой трети XIX века, вырезки из газет на разных языках, где что-либо упоминалось о Пушкине, и многое, многое другое.