Фернан Бродель - Игры обмена

В данной связи характерно постановление от 7 августа 1785 г., текст которого Симолин, посол Екатерины II в Париже, сообщил своей государыне 463 463 Москва, АВПР, 93/6, 428, л. 40. Париж, 15 августа 1785 г. . С некоторого времени, объясняет постановление, «в столице получил хождение род сделок ( marchés ) или же компромиссов ( compromis ) [я выделяю эти слова], одинаково опасных как для продавцов, так и для покупателей, по которым один обязуется поставить к отдаленному сроку ценные бумаги, коих он не имеет, а другой соглашается на их оплату, не имея на то средств, с оговоркою, что он может потребовать [их] передачи до истечения срока посредством дисконта… Сии обязательства служат причиною ряда коварных маневров [ sic! ], коих цель — на короткое время нарушить курс государственных ценных бумаг, придать одним [из них] преувеличенную ценность, а другие использовать так, чтобы их обесценить… Из сего происходит беспорядочный ажиотаж, который любой благоразумный негоциант осуждает, который подвергает игре случая состояния тех, кто имеет неосторожность ему предаваться, отвращает капиталы от более надежных и выгодных для национальной промышленности вложений, возбуждает алчность в погоне за неумеренными и подозрительными прибылями… и который может подорвать тот кредит, коим город Париж столь справедливо пользуется у остальной Европы». В результате этого постановления были возобновлены старинные ордонансы от января 1723 г. и (создавшее биржу) постановление от 24 сентября 1724 г. Были предусмотрены штрафы от 3 до 24 тыс. ливров в зависимости от обстоятельств. Разумеется, все или почти все осталось мертвой буквой, и Мирабо мог в 1787 г. написать свое «Обличение биржевой игры» („ Dénonciation de Vagiotage au roi “). Но пресечь этот ажиотаж — значило ли это спасти монархию, в данном случае мало в чем виновную?

С учетом всего этого французы оставались в данном ремесле новичками. Наш амстердамский банкир-комиссионер Луи Греффюль по поводу займа, выпущенного Неккером в 1781 г. — займа, на который он подписался на крупную сумму, вернее, подписался по поручению, — пишет 11 февраля 1782 г. своему приятелю и младшему партнеру Исааку Паншо: «Досадно, весьма досадно, что заем не был закрыт сразу же. Он дал бы прибыль в 5–6 %. У вас еще совсем не понимают те формы и те интриги, кои в финансовых делах производят на ажиотаж и на обращение средств тот же самый эффект, какой оказывает масло на часы, облегчая их ход» 464 464 A. N., 61 AQ 4. . Под «обращением средств» следует понимать «перепродажу ценных бумаг». В самом деле, в Амстердаме или в Лондоне, как только заем бывал закрыт, подписчики, зачастую с переплатой, выкупали бумаги у других подписчиков, и курс поднимался. А руководители этой операции отважно играют на повышение до тех пор, пока не станет весьма прибыльным избавиться от большого пакета ценных бумаг, которые они с этой целью сохраняли. Да, Парижу, как спекулятивному рынку, еще многому надо было учиться…

Определенное новшество, спекуляция на акциях наделала с XVII в. много шума. Но было бы абсурдным сводить биржи амстердамскую, лондонскую и далеко позади них скромную парижскую биржу к тому, что сами голландцы называли «торговлей ветром» ( Windhandel ). Моралисты часто переступали эту черту, смешивая кредит, банк, бумажные деньги и спекуляцию. Во Франции Ролан де ла Платьер, которого Законодательное собрание в 1791 г. сделает министром внутренних дел, выражался без околичностей. «Париж, — говорил он, восхитительно все упрощая, — это всего лишь продавцы денег или те, кто деньгами ворочает, — банкиры, люди, спекулирующие на ценных бумагах, на государственных займах, на общественном несчастье» 465 465 Roland de La Platière. Encyclopédie méthodique, II, p. 2 (цит. в кн.: Carrière С. Op. cit., I, p. 244, note). . Мирабо и Клавьер тоже критиковали спекуляцию, а в 1791 г., по словам Куэдика, «ажиотаж ради того, чтобы извлечь из небытия несколько безвестных существ, обрек на разорение несколько тысяч граждан» 466 466 Lévy-Leboyer M. Op. cit., p. 420, note 17. . Несомненно. Но заслугой великих бирж Амстердама и Лондона было то, что они обеспечили медленно утверждавшийся триумф бумажных денег — всех [видов] бумажных денег.

Хорошо известно, что не бывает сколько-нибудь оживленной рыночной экономики без денег. Деньги текут, падают «водопадом», деньги обращаются. Вся экономическая жизнь старается их уловить. Умножая число обменов, деньги всегда бывают в недостаточном количестве: рудники не дают достаточно ценных металлов, плохая монета многие годы вытесняет хорошую, и всегда открыты бездны тезаврации. Решение проблемы — создать нечто лучшее, нежели монета-товар, зеркало, в котором отражаются и измеряются прочие товары; создать деньги-символ. Именно это первым и сделал Китай в начале IX в. 467 467 Gernet J. Le Monde chinois. P., 1972, p. 231. Но создать бумажные деньги и укоренить их в жизни — это не одно и то же. Деньги из бумаги не сыграли в Китае той роли ускорителя капитализма, какая им принадлежала на Западе.

В самом деле, Европа очень рано нашла решение, и даже несколько решений. Так, в Генуе, Флоренции, Венеции великим новшеством стал с XIII в. вексель, который внедрялся в оборот мелкими шажками, но все же внедрялся. В Бове первые наследства, в которых упомянуты векселя, датируются не ранее 1685 г., года отмены Нантского эдикта 468 468 Goubert P. Beauvais et le Beauvaisis de 1600 à 1730. P., 1960, p. 142. . Но Бове — всего лишь провинциальный город. Другой вид денег, рано созданный в Венеции, — облигации государственного займа. Мы видели, как в Амстердаме, в Лондоне, в Париже в биржевые котировки включались акции компаний. Добавьте к этому «банковские» билеты различного происхождения. Вся эта бумага представляла огромную массу. В те времена мудрецы утверждали, что она не должна превосходить более чем в 3–4 раза массу металлических денег 469 469 Pinto I., de. Op. cit., p. 69. . Но в Голландии или в Англии в определенные периоды было вполне вероятным соотношение 1 к 15 и более 470 470 Эту цифру называли для Голландии во время кризиса 1763 г.— A. N., А. Е., Hollande, 513, р. 64. . Даже в такой стране, как Франция, где «бумага» приживалась плохо (а после опыта Лоу даже считалась опозоренной), где позднее билет Французского банка долгое время будет обращаться с трудом и только в Париже, «торговые векселя, которыми измеряется объем кредита… в 5–6 раз превышали накануне 1789 г. сумму обращавшейся металлической монеты» 471 471 Lévy-Leboyer М. Op. cit., р. 709; Thuillier G. Le stock monétaire de la France en Van X.—“Revue d’histoire économique et sociale”, 1974, p. 253. Около 1700 г. анонимный английский памфлет различал тридцать различных категорий бумажных денег. См. Schulin Е. Op. cit., р. 287, note 191. .

В этом вторжении бумажных денег, необходимых для обменов, биржи, а также банки играли крупную роль. Выбрасывая всю эту бумагу на рынок, они создавали возможность в одно мгновение перейти от облигации государственного займа или акции к оплате наличными. Я думаю, что в этом пункте, где прошлое смыкается с экономической современностью, не требуется дополнительных объяснений. Но по контрасту мне кажется заслуживающим внимания один французский текст начала XVIII в. — мемуар не датированный, но который мог быть написан около 1706 г., следовательно, за два десятка лет до нового открытия биржи [на улице Вивьенн]. Ренты на Ратушу, датируемые с 1522 г., могли бы сыграть во Франции ту же роль, что и английские annuities ( аннуитеты *AT *AT Выплаты по государственным займам, обеспечивавшие фиксированную сумму годового дохода.— Прим. перев. ). Но ведь они остались помещением капитала главы семейства, надежной ценностью, зачастую в неизменном виде передаваемой по наследству, к тому же их трудно было продавать. Продажа предполагала уплату пошлины и «бесконечную волокиту» с участием нотариуса. Вследствие этого, поясняет французский мемуар, «городские ренты суть для коммерции мертвое богатство, коим те, что ведут дела, могут воспользоваться не более, нежели своими домами и своими землями. Плохо понятый интерес частных лиц в сем отношении весьма повредил интересу общественному». Дело станет ясным, продолжает автор, ежели сравнить эту ситуацию с положением в Италии, Англии и Голландии, где «государственные акции [продаются и передаются], как всякая недвижимость, без издержек и без восковых печатей [нотариусов]» 472 472 A. N., G 7 , 1622. .