Варвара Головина - Мемуары

— Вот и она, — сказал Государь, подводя к ней Великую Княгиню Анну. — Все-таки она вернулась к нам и с довольно хорошим видом.

Но на следующий день он опять возобновил по отношению к Великой Княгине Елизавете свое упорное молчание, продолжавшееся еще шесть недель.

Как только они остались одни, Великая Княгиня Елизавета выразила удивление по поводу неожиданного приезда Великой Княгини Анны и спросила ее, что же сталось с проектом, на котором они остановились перед ее отъездом. Она узнала от Великой Княгини Анны, что Государь, должно быть, осведомился об их проекте, потому что раньше, чемона могла приступить к его исполнению, Ростопчин обратился к Тутолмину, сопровождавшему ее, с письмами в самом угрожающем тоне, на случай, если бы Великая Княгиня вздумала просить у Государя продолжить ее пребывание в Германии; письма эти повторялись, и наконец, в последнем было бесповоротно определено, что Великая Княгиня должна возвратиться в Россию к свадьбам Великих Княжон. Она же, напуганная этими угрозами и боясь, что весь гнев Государя обрушится на лиц, сопровождавших ее, решила покориться.

Свадьба Великой Княжны Елены с наследным принцем Мекленбург-Шверинским была отпразднована 8 октября, а свадьба Великой Княжны Александры с эрцгерцогом Иосифом — через восемь или десять дней. Государь пожелал, чтобы церемония представления и празднества, последовавшие за ними, были отпразднованы со всем приличествующим великолепием и пышностью; но дворец в Гатчине не годился для того, он был слишком мал, чтобы вместить приехавших из Петербурга, и лица, которые по своему положению или чину обязаны были присутствовать на церемониях, с трудом нашли себе помещение в очень маленьком городке Гатчине.

Небольшое помещение дворца, где происходили приемы и поздравления, почти неприличные помещения первых особ двора и петербургского общества, грязь и туманное осеннее небо придавали этому торжеству печальный вид для всех оказавшихся в положении жертв и казались забавными для действующих лиц и зрителей, которым удалось лучше устроиться.

В положение жертв попытались поставить наследника трона и его супругу, если вспомнить, что для исполнения приказа Государя, желавшего, чтобы Великий Князь Александр дал у себя бал, пришлось занять помещение и маленькой Великой Княжны, не нашедшей себе другого убежища, кроме спальни своей матери.

Празднества продолжались до ноября месяца. Они беспрерывно возобновлялись и усилились по случаю известий из армии. Суворов получил титул Итальянского; Великий Князь Константин за то, был свидетелем побед Суворова, получил титул царевича, принадлежавший до сего времени исключительно наследнику престола. Государь объявил, что он проведет всю зиму в Гатчине. Все чувствовали, что невозможно привести в исполнение это решение время суровой погоды зимы в таком малоприспособленном месте для размещения многочисленного двора, но он не привык выслушивать возражения. Все молчали, и он думал, что препятствия устранены.

Великая Княжна Александра, став эрцгерцогиней, уехала в конце ноября. Государь расстался с ней с чрезвычайным волнением. Прощание было очень трогательным. Он постоянно повторял, что не увидит ее больше, что ее приносят в жертву, и объяснял некоторые эти мысли тем, что недовольный, вполне справедливо, поведением Австрии относительно него, он думал, что отдает свою дочь в руки врагов. Потом вспоминали это прощание и считали его предчувствием.

Я вела уединенную жизнь в ту зиму. Мое небольшое общество состояло из почтенного и уважаемого старика, датского посланника, барона Блома, его племянника и племянницы, из моих друзей, командора Мезона, человека очень хорошего общества, из превосходго кавалера д'Огарде, из князя Барятинского, брата графини Толстой, и графа Ростопчина, приходившего каждый день и державшего нас в курсе текущих событий. Я старалась разоряться, насколько это было возможно для меня. Посещения лорда Уайтворта нарушали это однообразие, к которому я всегда стремилась.

В это время графиня Шувалова, которой Императрицей Екатериной было поручено привезти Великую Княгиню Елизавету и которая с тех пор постоянно находилась при ней в должности обер-гофмейстерины, была удалена от двора. На ее место была назначена г-жа Пален 5). Эту перемену можно было только объяснить намерением.удалить от Их Императорских Высочеств всех лиц, к которым они были привязаны по привычке или из чувства. Великий Князь Александр и его супруга никогда не выказывали ни доверия, ни дружбы по отношению графини Шуваловой, но она была заменена особой совершенно им чуждой и про которую вдобавок думали, что ей поручено следить и передавать, что происходит в их домашней жизни; наконец, она внушала недоверие уже потому, что была женою военного губернатора, пользовавшегося полным расположением Государя.

У г-жи Пален была холодная, строгая и не предупредительная внешность. Несмотря на ее новую должность, ей поручили сопровождать эрцгерцогиню в Вену, и она уехала вскоре после своего назначения, что избавило Великую Княгиню от неприятного чувства видеть около себя особу, не нравившуюся ей.

Начало зимы было очень холодным, и в декабре месяце как в Гатчине, так и в Петербурге появился грипп, болезнь воспалительного и эпидемического характера, часто опасная. Почти все придворные переболели ею. Наконец Государь также схватил ее, и только тогда он увидел, что в его апартаментах не было комнаты, где бы он мог укрыться от холода. Он был принужден лежать в постели, и ему пришлось приказать поставить ее в маленькой комнате без окон, единственной, где держалось тепло. Его недовольное настроение еще больше увеличилось от того, что никто, кроме него самого, не был виноват в неприятном положении, в котором он очутился. Тотчас же им было отдано приказание отправиться двору в Петербург, и он сам, как только выздоровел, уехал со всей семьей из Гатчины.

Около этого же времени наследный принц Мекленбург-Швёринский уехал из России вместе со своей супругой, а немного спустя Великий Князь Константин возвратился к армии.

Быстрый и победоносный поход наших войск, казалось, достиг своей цели и приготовил спасение Европы. Но венский кабинет сразу парализовал это славное шествие. Австрийская армия под командой эрцгерцога Карла не отправилась на соединение с армией генералиссимуса князя Суворова, как это было условлено. Император не мог вынести этой измены и приказал нашим войскам вернуться в Россию. Князь Суворов на обратном пути заболел, и Государь подверг его немилости, самой несправедливой — печальное следствие его характера. Суворова привезли в Петербург, и было приказано поместить его в самом отдаленном квартале вместо помещения, приготовленного для него при дворе. Гнев Императора увеличил его болезнь и подвинул его к могиле. Он умер весною 1800 года и был похоронен в Александре- Невской лавре с военными почестями. Шествие проходило мимо моего дома. Никогда я не видела зрелища более трогательного. У всех военных было выражение самой глубокой скорби. По обе сторона улицы было много народа различных классов, и многие становились на колени. Государь следовал несколько минут за церемонией. Когда отпевание было окончено, следовало отнести гроб в часовню наверху, но лестница, которая вела туда, оказалась узкой. Старались обойти это неудобство, но гренадеры, служившие под начальством Суворова, взяли гроб, поставили его себе на головы и, воскликнув: «Суворов везде пройдет», отнесли его на назначенное место.