С Далин - Китайские мемуары. 1921—1927

Речи М. Бородина и левого гоминьдановца Сюй Цяня, выступавших на центральной рабочей трибуне, все время прерывались восторженными возгласами «хэнь хао!» (очень хорошо!). С каким вниманием, как напряженно слушал кантонский рабочий эти речи!

Больше всего мы восторгались кантонскими пионерами. Незабываемая картина. Мал мала меньше, они пришли на митинг со своими знаменами. Дети рабочих, маленькие оборвыши, босые, едва прикрытые ветхой, залатанной одеждой, с красными галстуками на шее, огромными соломенными шляпами-зонтиками на спине, они, эти маленькие санкюлотики, приветствовали нас поднятием сжатых кулачков и пели по-китайски «Молодую гвардию». Они прошли маршем, поотрядно, с серьезными личиками и поднятыми кулачками,— «всегда готовы к борьбе». У каждого отряда девушка-вожатый, сиреной отбивавшая такт марша. И были эти девушки, их походка, стиль их одежды, плоть от плоти комсомолок Москвы.

День рождения Сунь Ятсена был также отмечен многочисленными собраниями и манифестацией. Мы присутствовали на целом ряде гоминьдановских собраний. Здесь выработался и прочно укоренился особый церемониал. Обыкновенно в зале, где происходило собрание, висел портрет Сунь Ятсена, а по бокам портреты Маркса и Ленина. Так было повсюду, начиная с зала заседаний Политбютро ЦИК гоминьдана и кончая уездными организациями. Под портретами висел плакат с текстом политического завещания Сунь Ятсена. Каждое собрание — будь это огромный митинг, в котором участвуют тысячи людей, или маленькое деловое заседание — открывалось тем, что присутствовавшие вставали и председатель громко читал завещание Сунь Ятсена. После прочтения все трижды низко кланялись портрету Суня. Затем избирался президиум и начиналась деловая часть. Когда собрание заканчивалось, все снова вставали и хором провозглашали лозунги в честь национальной революции.

12 ноября 1926 г. манифестация носила более широкий характер, чем 7 ноября. Помимо рабочих было много студентов и торговцев. Накануне ночью состоялось большое факельное шествие по улицам. В нем преобладали рабочие. Они шли с портретами Сунь Ятсена, под гоминьдановскими знаменами с символическими изображениями их профессий, с лозунгами, эффектно написанными на китайских фонарях. И снова провозглашалось: «Долой капитализм!», «Долой иностранный империализм!», «Вся власть рабочим и крестьянам!», «Да здравствует диктатура пролетариата!». Это было именно так, несмотря на то что компартия не выступала тогда с лозунгом диктатуры пролетариата.

Пять лет назад на демонстрациях преобладали атрибуты традиционного народного празднества: львиные головы, чудовища и страшилища, огромные барабаны для изгнания злых духов. Теперь их заме-пили оркестры и знамена. Вырос кантонский рабочий, и это чувствовалось даже во внешнем облике демонстраций.

Многое изменилось и в гуандунской деревне. И Кантоне работали курсы подготовки руководителей крестьянского движения. Курсанты ездили как-то обследовать одну деревню. Крестьяне им пожаловались на местного землевладельца, который вел борьбу против крестьянского союза. Были случаи убийства членов союза. Курсанты с помощью крестьян поймали деревенского богатея, отвезли в Кантон и держали у себя в школе под арестом.

Трудно описать Кантон тех дней. Что-то общее было здесь с незабываемым 1917 годом в России. Я всегда чувствовал, что человеческий язык слишком беден для того, чтобы передать силу эмоций: гнев и радость, любовь и ненависть народных масс, вышедших на улицы, на площади, масс, творящих революцию,— не только грозного людского потока в целом, по и выражение лиц, глаз, движения рук каждого его участника, готового отдать свою жизнь за общее дело. Здесь, в Кантоне, была колыбель массового революционного движения китайского народа. Я, знавший Кантон в 1922 г., своими глазами увидел теперь, как за последние годы поднялись народные низы, как стали вершить историю людские массы, как обострились классовые противоречия, увидел, как социальные проблемы сплошь и рядом решались на улице.

20. Рабочие союзы

Прошло только четыре года, с тех пор как состоялся первый Всекитайский съезд рабочих союзов. За эти годы индустриальное лицо Китая мало изменилось. Не изменился и состав рабочего класса. Всюду преобладал ручной труд и самая примитивная техника. Работа в мастерской требовала большой выучки и искусства. Это был хотя и ручной, но вместе с тем высококвалифицированный труд. В старинных мануфактурах и мастерских рождались художественные изделия из фарфора, слоновой кости, серебра, янтаря, дерева, шелка, вытканные на шелку пейзажи, искусно сделанные вещи, которые приобрели мировую известность. Рядом с ними стояли многочисленные портняжные, обувные, гончарные, кузнечные, столярные и множество других мастерских. Умение и мастерство переходили из поколения в поколение. Рядом с рабочим зачастую работал и сам хозяин, особенно в небольших городках, однако большая часть предпринимателей занималась торговлей. Они были одновременно и купцами.

Преобладающая часть китайского пролетариата, подавляющее его большинство состояло из неквалифицированных рабочих: грузчиков, обычных строительных рабочих, кули — людей тяжелого физического труда.

Наряду с этим в каждом городе были и современные индустриальные рабочие: машинисты, слесари, электрики, металлисты и т. д. Они составляли незначительное меньшинство, получали несравненно более высокую заработную плату и образовали слой рабочей аристократии. В целом состав китайского рабочего класса, как и во всех странах, был неоднороден, но его особенностью было преобладание профессий, в основе которых лежал ручной труд. Другой особенностью была занятость главным образом в небольших мастерских, третьей — преобладание неквалифицированных рабочих, людей тяжелого физического труда, только вчера пришедших из деревни.

Если состав рабочих почти не изменился, то иначе обстояло с его организованностью. В этом отношении был сделан большой шаг вперед. В Кантоне почти все рабочие были объединены в союзы. Рабочие союзы имели цеховой характер и были поэтому очень раз* дроблены.

Еще недавно здесь были сильны старые, средневековые гильдии, объединявшие как предпринимателей, так и рабочих. Развитие классовой борьбы привело к распаду гильдий. Они лопались как мыльные пузыри, рабочие уходили из них и создавали рабочие союзы. Но гильдия имела столетние традиции, свои особые приемы привязывания к себе трудящихся, свой религиозный культ, с которым трудно было расставаться. Мне рассказали об одном характерном случае.

В одном из уездных городков провинции Гуанси происходило собрание плотников с целью создания рабочего союза. Докладчику и организатору нетрудно было доказать рабочим необходимость объединения в союз. Собрание проходило поэтому очень гладко. Но неожиданно выступил один старик и заявил, что рабочий союз — вещь хорошая, но неизвестно, как посмотрит на это бог — покровитель плотницкого ремесла, имевший здесь свой храм. Спокойное до тех пор собрание превратилось в бушующее море. Рабочие успокоились только тогда, когда один не лишенный остроумия коммунист предложил зачислить бога первым членом рабочего союза плотников. Только когда богу был выписан членский билет, плотники согласились вступить н союз и зарегистрироваться. Однако после этого встал вопрос о храме, построенном гильдией. Им заправляли богатые хозяева. После организации рабочего союза плотников, т. е. раскола старой гильдии, между рабочими и предпринимателями началась борьба за храм. Так зачастую выглядел процесс ломки и гибели средневековых гильдий в глубинных уездах, вдали от железных дорог и пароходных линий.