Лариса Симоновская - Великая крестьянская война в Китае 1628–1645 гг.

Совершив новый поход через северо-восточный край Хэнани, повстанцы еще раз возвратились к Кайфыну 22 мая 1642 г. и в третий раз приступили к осаде. Теперь они решили взять крепость во что бы то ни стало и подготовили новый план действий. Прежде всего повстанческие военачальники позаботились о том, чтобы отрезать город от внешнего мира, чтобы его высокие стены стали ловушкой для самих осажденных. Ли Цзы-чэн расположил войска плотным кольцом и приказал углубить каналы и рвы и тщательно сторожить, чтобы никто не мог пробраться в город. [73]

Осажденные со своей стороны готовили гарнизон к сопротивлению. Мобилизованные на работы ремесленники уже отремонтировали стену, залепив брешь. Из солдат составляли отряды «храбрейших», которых всячески поощряли и вдохновляли для сражения. Специально для использования при вылазках соорудили 1200 крытых, как бы бронированных повозок. Солдаты, посаженные внутрь, могли стрелять во все стороны через амбразуры. В Пекин помчались гонцы с посланиями, молившими о помощи. Только минское правительство не в силах было помочь кайфынским феодалам. На севере наступали маньчжуры, расширилась и бушевала крестьянская война, в других районах происходили отдельные восстания. Так, в районе Нанкина восстали крестьяне, возмущение охватило и Шаньдун. Войска также не были надежны, и дезертирство принимало порой массовые масштабы. Таким образом, феодалы в Хэнани оказались предоставленными собственной участи.

Осада Кайфына затянулась, так как Ли Цзы-чэн решил взять его измором. Между тем в этом городе с многолюдным населением продовольствие катастрофически истощалось, и возник страшный голод. Феодальные власти насильственно скупали продукты, запретили свободную продажу, закрыли рынки, а затем стали просто конфисковывать продовольствие, делая обыски, ища запасы, шаря в домах и дворах, раскапывая ямы, где жители тайно прятали зерно. На третий и четвертый месяц осады голод среди населения Кайфына достиг потрясающих размеров. Люди ели кожу, кожаные латы и одежду, все снадобья и запасы лекарственных трав были поглощены, все, что можно было жевать, шло в пищу. Наконец началось людоедство и охота на людей. В дневнике обороны Кайфына рассказывается: «Случалось, что человека завлекали и убивали или толпа людей хватала кого-либо и, разорвав на части, тут же съедала. Каждому взятому в плен ломали ноги и бросали его под стеной, а солдаты и народ с опаской брали и съедали этих несчастных». Людоедство имело место даже в семьях.

Все это показывает, как жестоко страдал простой народ, горожане и воины Кайфына. Конечно, положение феодалов, военачальников и видных чиновников было совершенно другим. Если они и испытывали некоторые трудности и неудобства, вызванные длительной осадой, [74] то это не шло ни в какое сравнение с мучениями народа. Жизнь в Кайфыне была так военизирована, что возмутиться против своих угнетателей, захватить в городе власть население не смогло. Оно упустило для этого нужный момент. Награды и подкупы в начале борьбы вскружили многим голову, а осадное положение сковало руки. Открыть ворота было единственным спасением горожан, но именно на этот шаг у них уже не хватало сил. Оборона продолжалась. Повстанцы, правда, пытались оказать влияние на горожан, призвать их к борьбе против феодалов, но установить связи в городе даже с теми, кто сочувствовал восстанию, было почти невозможным. Повстанцы уговорили женщин, которых как-то выпустили из города собрать колосья, устно передать горожанам свой предложения, но в Кайфыне установилась такая слежка, что этих женщин немедленно схватили, как шпионок.

Руководители обороны Кайфына тщетно ожидали подкрепления, которое, как они надеялись, могло освободить их. Они не учитывали, что минские войска потеряли свою боеспособность, что солдаты не хотели воевать против своих, бунтовали, убивали командиров. Когда небольшое правительственное войско все же подошло на помощь к Кайфыну, солдаты не захотели сражаться с повстанцами и многие из них дезертировали. В этом положении их военачальник счел единственно возможным выходом затопить осаждающих, и, вероятно, по его приказу открыли плотину на Хуанхэ. Стояла осень, река была многоводной, ее уровень поднялся выше окрестной равнины, бурные воды Хуанхэ хлынули к Кайфыну и затопили город. Повстанцы почти полностью спаслись, успев отойти к холмам. Чжоуский князь и другие феодалы, военачальники и богачи бежали из города на лодках, а беднота, истощенная голодом, рабочий и торговый люд Кайфына погибали в собственных жилищах, тонули на улицах. Число спасшихся было незначительным. Повстанцы на лодках и плотах приплыли в Кайфын, чтобы увидеть мертвый, затопленный, полуразрушенный город и поскорее оставить его.

В течение некоторого времени войско Ли Цзы-чэна преследовало и наносило чувствительные удары карательным войскам и своим прежним преследователям, направляясь к Янцзы, но затем, вступив в долину реки Хань, [73] поднялось вверх по ее течению, подступило к городу Сяньяну и заняло его.

Между тем в Хубэе и Хунани действовали отряды Чжан Сянь-чжуна и других. Еще раньше, потеряв почти все свое войско, Чжан Сянь-чжун пришел к Ли Цзы-чэну, но оба вождя не сумели договориться. Ли Цзы-чэн дал ему отряд конников и условился оставить Чжан Сянь-чжуну свободу действий на юге и юго-западе. Что касается Ло Жу-цая, Ма Шоу-ина и других, то они присоединились к Ли Цзы-чэну.

Взяв Сяньян, повстанцы группы Ли Цзы-чэна решили сделать этот город в Хубэе своей опорной базой. В течение 8 месяцев, что они здесь находились, они были заняты серьезной реорганизацией своего войска и созданием государственной власти.

Эти перемены в движении произошли отчасти в результате вступления в лагерь восставшего крестьянства горожан, бывших чиновников, свободомыслящих ученых. Требования равенства, раздела имущества, уничтожения старой власти двигали поступками крестьян и воодушевляли их на борьбу с самого начала, но стремления эти были смутны, неясны, недостаточно четко выражены. Утопические идеи равенства в обществе и равенства имущества, высказываемые мыслителями еще в прошлые века, учение философов-материалистов XVI и XVII вв., требования передела земли, прямо сформулированные даже в докладах чиновников, — все эти идеи были занесены теперь в повстанческие станы. Мысли просветителей и гуманистов, современников крестьянской войны, пропагандировались в их лагере и нашли сочувствие у главных вожаков движения и в массе повстанцев и составили неписанную программу борьбы, которой и следовали повстанцы.

Ко времени вступления в Сяньян сложилось основное, руководящее ядро движения. Сам Ли Цзы-чэн чутко прислушивался и воспринимал принципы, принесенные его новыми соратниками. Этот человек глубокого ума и безмерной отваги был не только мстителем за страдания угнетенного народа, из среды которого он сам происходил. Принцип равенства давно занимал его мысли, о чем свидетельствует хотя бы его речь в Инъяне и регулярная раздача захваченных у феодалов богатств беднейшему населению. Ли высоко ставил знания. Когда в 1636 г. он пришел [76] с повстанцами в родные места, то внес значительную сумму, чтобы отстроили школу. Жестокий в кровавых битвах, подчас безжалостный, он бывал гуманен к побежденным. Немало случаев, описанных в биографиях, свидетельствуют об этом. При взятии одной из крепостей повстанцами начальник гарнизона покончил с собой, а Ли