Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Между 1958 и 1962 годами голодало около 20 миллионов человек. После смерти Мао Центральный комитет Коммунистической партии Китая пришел к официальному заключению, что Великий кормчий был прав на 70 процентов и не прав на 30 процентов. Однако около 1960 года партия была куда меньше убеждена в этом. Клика технократов отодвинула Мао на второй план и обратно ввела кое-какую частную собственность. К 1965 году собранные урожаи вернулись к уровню 1957 года.

Впрочем, Мао не оказался побежденным. Китай, как и Запад, прошел через послевоенный беби-бум, в результате чего появилось множество нетерпеливых подростков. Благополучные молодые люди в либеральном западном центре использовали свою покупательную способность для того, чтобы переориентировать вкусы в области музыки, одежды и сексуальных нравов. Однако в Китае Мао переориентировал вкусы сердитых молодых людей на свой лад. Проповедуя перманентную «великую пролетарскую культурную революцию», в 1966 году он подстрекал молодежь атаковать все.

Покинув школы и колледжи, миллионы молодых людей стали буйными «красными охранниками» [204] В отечественной литературе обычно используется их исходное китайское наименование — хунвейбины. — Прим. ред. . Они избивали и унижали вначале своих учителей, а затем и всех остальных, кто казался реакционером. Пока на Западе молодежь пела песни о революции, китайская молодежь жила в революции.

«Меня заставила осудить [моего однокурсника] Ли Цзяньпина классовая ненависть, — с гордостью написал на плакате один студент, изучавший литературу. — И это довело массы до такой народной ярости. Они забили его до смерти своими дубинками, — контрреволюционный элемент, которого в течение столь многих лет прикрывал старый муниципальный партийный комитет. Это было необыкновенно приятное событие — отомстить за революционный народ, за мертвых мучеников. Дальше я буду сводить счеты с теми ублюдками, которые прикрывали предателей» 67.

Мао пытался направить этот гнев против своих соперников, но при этом реально никогда его не контролировал. Никто не был в безопасности: любого могли осудить как контрреволюционера. Поэтому люди торопились выступить с критикой первыми. Многих это просто поражало. Так, один смотритель в туалете ворчал, что он оказался без работы, потому что слишком многих профессоров заставляли чистить отхожие места в порядке перевоспитания. Однако многие находили это волнующим. Молодые рабочие массами стекались, чтобы присоединиться к учащимся, и предприятия останавливались. «Красные охранники» приглашали съемочные группы, чтобы те засняли, как они разбивают буддийские статуи, конфуцианские храмы и реликвии династии Хань. Одна такая банда даже заняла министерство иностранных дел и назначила своих истинно пролетарских дипломатов.

В 1969 году, когда, похоже, дело шло к катастрофе, сравнимой по масштабам с «Большим скачком», даже у Мао сдали нервы. Тысячи людей умерли; у миллионов жизнь была сломана. «Азиатские тигры» неуклонно уходили все дальше от Народной республики. Отношения с Советами были настолько плохими, что в пограничных столкновениях было убито восемьсот китайцев. Мао с запозданием дистанцировался от радикалов и искал средства спасения.

Спасательный канат ему бросил, возможно, наименее вероятный в этой роли человек на Земле — ярый антикоммунист, президент Соединенных Штатов Ричард Никсон. Никсон рассматривал достижение соглашения с Китаем как способ «обойти с фланга» Советы в холодной войне. И вот в 1972 году, после многих закулисных дипломатических переговоров, он прилетел в Пекин и пожал руку Мао. «Это была неделя, которая изменила мир» 68, — хвастался Никсон. И в некоторых отношениях он был прав. Перспектива создания оси Вашингтон—Пекин настолько ужаснула Брежнева, что не прошло еще и трех месяцев после этого визита в Пекин, как Никсон уже сидел в Москве и заключал соглашения и там.

Выгоды, которые из этого извлек Мао, были почти столь же велики. Встретившись с Никсоном, он сигнализировал тем самым о своей поддержке прагматиков, которые жаждали западных технологий, и противопоставил себя радикалам, которые уничтожали образованные классы Китая. Стал знаменитым случай, когда один студент был принят в университет, сдав незаполненный экзаменационный лист, в котором лишь написал следующее заявление: «Лучше революционная чистота, чем книжные черви, которые на протяжении многих лет жили легко и не сделали ничего полезного» 69. В разгар [радикализма] руководители (как считается) утверждали, что «социалистический поезд, который отстает от расписания, лучше поезда ревизионистов, который идет по расписанию» 70. Советские шутники поняли бы и оценили бы это высказывание по достоинству.

После 1972 года прагматики отыграли назад. Однако лишь после того, как Мао в 1976 году умер, эта волна решительно обернулась в их пользу. Дэн Сяопин — при Мао дважды подвергавшийся чистке как «правый уклонист» и дважды реабилитированный — теперь отодвинул в сторону своих соперников и показал, «какого он цвета на самом деле». Взяв в качестве своего девиза старую мантру Мао «Ищите истину в фактах», Дэн напрямую столкнулся с самой неудобной в Китае истиной: что численность населения растет быстрее, нежели экономика. Чтобы накормить все пустые желудки, которые каждый год появлялись на рынке труда, китайской экономике требовалось как минимум на протяжении поколения каждый год расти на 7 процентов. Альтернативой мог быть голод, по сравнению с которым «Большой скачок» оказался бы ничтожным.

Весь имевшийся опыт позволял предположить, что в условиях мира и единого правительства — и то и другое с 1840-х годов по большей части отсутствовало — Китай тоже смог бы процветать в рамках глобальной экономики, в которой доминирует Запад. Однако Дэн Сяопин пошел еще дальше, активно подталкивая Китай в направлении интеграции. Чтобы ослабить давление на ресурсы, Дэн Сяопин поддерживал и пропагандировал пресловутую «политику одного ребенка», согласно которой (в теории) женщина, имеющая двух детей, должна быть стерилизована [205] Неясно, насколько сильное воздействие это оказало на самом деле. В 1974 г. средний коэффициент рождаемости составлял 4,2 ребенка на женщину. К 1980 г., когда данная политика «одного ребенка» уже активно проводилась, этот коэффициент снизился до 2,2. Затем его снижение замедлилось, и потребовалось еще пятнадцать лет, чтобы коэффициент снизился до 1,0 ребенка на женщину. Численность населения Китая достигнет пика, вероятно, около 2015 г. . А чтобы увеличить доступные ресурсы, он стал включаться в глобальную экономику. Китай стал членом Всемирного банка и Международного валютного фонда, открыл «особые экономические зоны», чтобы привлечь капиталистов из Макао, Гонконга и Тайваня, и даже разрешил построить в Шанхае предприятие по производству кока-колы.