Андрей Юрганов - Категории русской средневековой культуры

В советской исторической науке позитивизм обрел глубокие корни из-за доминирующей роли марксистской социологии, взявшей на себя труд объяснять «общие законы». Если в мировой науке позитивизм себя в значительной мере изжил, то для нашей науки он представляет собой едва ли не самое значимое явление гносеологии исторического познания. А между тем, Коллингвуд обращал внимание на те вопросы, которые традиционно не решал позитивизм: «Что такое факт?.. Факт того, что во втором столетии легионы начали набираться полностью за пределами Италии, не дан непосредственно. Мы приходим к нему с помощью логического вывода в ходе интерпретации данных в соответствии со сложной системой правил и постулатов. Теория исторического познания должна была бы поставить себе задачу открыть, каковы эти правила и постулаты, и поставить вопрос, насколько они необходимы и оправданны... Как возможно историческое знание?» [24] Там же. С. 128. .

Обратимся к примерам, взятым из исследовательской практики, чтобы глубже понять возникший кризис и попытаться обнаружить выход из создавшейся ситуации...

Как выясняется сегодня путем довольно сложных сопоставлений и сравнений древнерусских источников с иностранными (сагами, хрониками и т.д.), Святополк Окаянный не убивал ни Бориса, ни Глеба; а совершил это убийство (по крайней мере, Бориса) сам Ярослав Мудрый [25] Филист Г.М. История «преступлений» Святополка Окаянного. Минск, 1990. . Подобное изучение исторического прошлого чрезвычайно полезно, но необходимо помнить, что для людей русского средневековья, воспитанных на христианских идеях сказаний, которые традиционно описывали трагедию князей-«страстотерпцев», убийство совершил именно Святополк, и притом князья Борис и Глеб вели себя так, как и описано в сказаниях. То, чего не было в «действительности», как раз было «на самом деле». Более того, на идеальных примерах князей, погибших, но не совершивших греха клятвопреступления, оставшихся по-христиански верными, воспитывались поколения князей всего русского средневековья... Одним из самых замечательных шатровых храмов XVI в. был Борисоглебский собор в Старице, не сохранившийся до наших дней, его разобрали из-за ветхости в 1803 г. Инициатором строительства был удельный князь Владимир Андреевич Старицкий. Покровский собор на Красной площади в Москве и Борисоглебский собор в Старице построены в одном и том же году — 1561-м. Не было ли здесь скрытого соперничества? В храмоздательной надписи старицкий князь прямо указал: «родителем на поминовение». Кого же он имел в виду? Прежде всего, конечно, отца — Андрея Старицкого, поднявшего в 1537 г. мятеж против Елены Глинской и малолетнего тогда Ивана IV. Поскольку мать Владимира Старицкого Евфросиния Хованская была в момент строительства собора еще жива, то спрашивается — почему «родителем»? Выясняется, что имелись в виду предки — великие князья Василий II Темный и Иван III. Строительство храма в Старице началось 24 июля 1558 г., в день, когда Русская православная церковь отмечала праздник святых «страстотерпцев Христовых» Бориса и Глеба, а закончилось 2 мая 1561 г, в день перенесения их мощей. Но именно второго (а не первого или третьего) мая 1537 г. затравленный удельный князь Андрей Иванович, не желавший ехать в Москву на расправу только за то, что он потенциально угрожал великокняжеской семье и особенно Елене Глинской, поднял мятеж и бежал из своей резиденции в направлении Новгорода. Поднимая мятеж в этот день [26] Юрганов А.Л. Отражение политической борьбы в памятнике архитектуры (Борисоглебский собор в Старице) // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1987. Вып. 10. , князь как бы обращался ко всем православным христианам со своеобразным манифестом о своей невиновности и объявлением, что противоположная сторона подобна Святополку Окаянному. «Факты, — писал А.Ф. Лосев, — в истории должны быть так или иначе фактами сознания. В истории мы оперируем не с фактами как таковыми, но с той или иной структурой, даваемой при помощи того или иного понимания» [27] Лосев А.Ф. Диалектика мифа. С. 147. .

Шапка Мономаха для нас, нашего сознания — лишь среднеазиатская тюбетейка XIV века, и шапка Мономаха, дар византийского императора Константина Мономаха русскому князю Владимиру Всеволодовичу, для современников Ивана Грозного, — подлинная и единственная реальность. Что тут «на самом деле», а что «легенда»?..

В.А. Кучкин в интересной и насыщенной новыми данными работе доказывает, что «на самом деле не было» всего того, что описано автором «Сказания о Мамаевом побоище»: не было ни благословения Сергия, ни благословения митрополита Киприана; сомнения вызывают иноки Александр Пересвет и Андрей Ослябя, потому они иноки, и должны были иметь атрибуты монашеские, а не светские. Александру не позволительно иметь такое имя, а Ослябе идти на поле брани с сыном... Ученый реконструирует «реальные события», не замечая, впрочем, что выявление новых контуров указанных событий не отменяет того, что им решительно названо «баснословным» [28] Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1980. С. 103-126. . Ибо еще не доказано, что автор «Сказания о Мамаевом побоище» — такой же рассудочный человек, как и историк, его изучающий. Простой ошибкой или незнанием «фактов» объяснять, что вся хронология от начала до конца придумана — значит допускать, что автор — сознательный и грубый обманщик. Историком не ставится вопрос: а почему стал возможным этот обман? Но обман обману рознь. Автор «Сказания», судя по всему, обманывал честно: свято веря, что от него ждут не той «правды», которая показывает, как было «на самом деле», а той, которая, вопреки нашим знаниям о «действительности», должна была быть. Ведь «Сказание» — литературное произведение, созданное по законам жанра повестей для чтения утешительно-поучительного и назидательного. Почему бы не предположить, что православному автору не хуже, чем историку, были известны обстоятельства, которые предшествовали битве на Куликовом поле, но их значимость не представляла тогда особого интереса? Где можно найти ответ? Только в самом тексте или в подобных текстах древнерусских памятников, в системе базовых ценностей человека, которые, возможно, и являются причиной этого честного «обмана», осуществленного ради того, чтобы сказать что-то очень важное, сущностное, чего не найти порой в грубых материальных формах самой жизни. То, что недостоверно по отношению к вопросам [29] Гуревич А.Я. «Территория историка». С. 128. , которые задает источнику В.А. Кучкин, достоверно (то есть достойно веры) в контексте средневекового миропонимания исторических событий. И.Н. Данилевский обратил внимание, что автор «Повести об убиении Андрея Боголюбского» написал, что главарь заговорщиков и убийц Петр отсек князю именно правую руку, после чего тот умирал, то есть какое-то время был еще жив [30] Данилевский И.Н. «Хотя самовластець быти...» // ЗС. 1993. № 6. С. 74-83. . Однако при изучении останков князя, проводившемся специалистами в 1934 г., выяснилось: «на правой конечности не было... ранений, тогда как левая верхняя конечность была рассечена во многих местах — и в области плечевого сустава, и в среднем отделе плечевой кости, и в среднем и в нижнем отделах предплечья, и в области пястных костей». Удары сабли пришлись не на правую, а на левую руку. И тогда эксперты предположили, что рассказ об отсечении правой руки — плод фактической ошибки летописца. Как мы видим, путь изучения тот же...