Андрей Юрганов - Категории русской средневековой культуры

Милюков считал, что более «простые явления» общественного развития» следует отличать от «более сложных». Принципиальным можно считать следующее положение историка: «Если где-нибудь можно различать простое и сложное, то это не в разных сторонах человеческой природы, а в различных ступенях ее развития. В этом последнем смысле развитие каждой стороны исторической жизни начинается с простого и кончается сложным. Чем мы ближе к началу процесса, тем элементарнее проявления различных сторон жизни, — материальной и духовной, — и тем теснее эти стороны связаны друг с другом» [41] Там же. С. 4. .

Милюков определил в данном контексте три основные области познавательной деятельности, отделив при этом труд историка, занимающегося выявлением причин исторических явлений и закономерностей общественного развития, от «политического искусства», которому и приписывал поиск «смысла» в истории. «Первый ищет в истории только причинной связи явлений; второй добивается их «смысла». И если первый никоим образом не может признать историческое явление беспричинным, то второй, в огромном большинстве случаев, должен будет признать это самое явление — бессмысленным. Там, где первый ограничится спокойным наблюдением фактов и удовлетворится открытием их внутреннего отношения, — там второй постарается вмешаться в ход событий и установит между ними то отношение, какое ему желательно. Одним словом, первый поставит своею целью изучение, второй — творчество; один откроет законы исторической науки, а другой установит правила политического искусства» [42] Там же. С. 4-5. .

Помимо указанных областей, Милюков специально выделял также и сферу «философии истории», относясь, впрочем, к ней весьма скептически. При этом он признавал успехи «философии истории», представители которой, как он считал, проникаются «общим научным духом», отказываясь «от понятия о высшей воле, руководящей развитием человечества... Все, чего они, в конце концов, хотят, — это признания той степени целесообразности, которую вкладывает в историю сам человек, как деятель исторического процесса. Область истории, говорят они, есть область человеческих поступков; а деятельность человеческой воли, несомненно, целесообразна. Цель, существующая в человеческом сознании, — это та же причина его поступка» [43] Там же. С. 6. . С этим утверждением Милюков как будто и не спорил, но все же отмечал: «...если бы все философы держались такой аргументации, философия истории прекратила бы свое существование и заменилась бы научной теорией развития воли в социальном процессе» [44] Там же. С. 7. . Существенным было, он считал, расхождение в другом — в понимании первопричинности самого механизма исторического процесса. Милюков фактически отрицал самоосмысленность тех обществ, которые не достигли «высших ступеней» социального развития. Взгляд на русскую «культурную традицию» у Милюкова был весьма скептическим. Он отрицал в ней самозначимость: «...во всяком развитом обществе существует сознательная человеческая деятельность, стремящаяся целесообразно воспользоваться естественной эволюцией и согласовав ее с известными человеческими идеалами. Для достижения этих целей надо прежде всего выработать и распространить эти идеалы и затем воспитать волю. Если подобная работа совершается в одном и том же направлении в течение целого ряда поколений, в таком случае в результате получится действительная культурная традиция — единство общественного воспитания в известном определенном направлении. У нас, действительно, такой традиции нет, и при том по двум причинам. Во-первых, у нас слишком недавно началось какое бы то ни было сознательное общественое воспитание, во-вторых, наши идеалы за этот небольшой промежуток сознательного общественного воспитания слишком быстро и решительно менялись. То и другое совершенно естественно и необходимо вытекает из общего хода нашей исторической жизни, стихийная, бессознательная в течение многих векови потом быстро, лихорадочно двинувшаяся вперед века два тому назад, она должна была привести к разрыву со старой традицией, а для создания новой традиции условия русской духовной культуры сложились слишком неблагоприятно» [45] Там же. С. 274. . Из этих теоретических посылок вытекала позиция Милюкова в отношении к русской средневековой культурной традиции: «Эта старая до-петровская традиция действительно сложилась прочно и крепко: тут нет ничего удивительного, так как слагала ее не сознательная деятельностьобщественного воспитания, а сама жизнь с ее потребностями» [46] Там же. .

Заслуга П.Н. Милюкова состоит в том, что он впервые в исторической науке практически воплотил идею, что «культурная история» — это вся «внутренная» жизнь социума, рассмотрев самые разные области человеческой деятельности, не ограничиваясь перечнем «достижений» русской культуры на протяжении веков. Однако здесь же обнаружилась неразрешимость основного вопроса «культурной истории», в чем честно и признался историк: «Какая, или какие из перечисленных сторон общественной жизни должны считаться главными... и какие — вторичными или производными, — этот вопрос остается открытым». Возможно, именно поэтому Милюков не смог признать в допетровской Руси право на самосознание. Метод ученого, заметим также, изначально был ориентирован на социологию развития, на вскрытие причин исторических явлений и общественных закономерностей. Осмысление «культурной истории» отторгалось им, как нечто чуждое исторической науке.

В наиболее масштабном и значимом для дореволюционной историографии труде по русской культуре период средневековья определялся как «бессознательный», лишенный самоосмысленности и направленности целеполагания средневековых людей.

У нас нет возможности остановиться подробно на анализе советской историографии, изучавшей культуру русского средневековья — тема эта особая и трудная; но отметим главные элементы методологического подхода в изучении явлений культуры в целом и применительно к русскому средневековью.

Особенно настойчивые попытки теоретически обосновать возможные пути синтетических построений при изучении культуры предпринимались в 60-е годы. Так, на Всесоюзном совещании историков в 1962 г. академик Б.Н. Пономарев говорил, что «нам нужны труды по истории культуры, в которых развитие всех ее составных частей рассматривалось бы в совокупности и взаимосвязи». Через два года на страницах журнала «Вопросы истории» появилась статья А.В. Фадеева, в которой прямо утверждалось: «история культуры — отстающий участок нашей исторической науки» [47] Фадеев А.В. Размышления об изучении истории культуры // Вопросы истории. 1964. № 1. С. 27-43. . Причина появления такого тезиса заключалась в том, что доктринальные положения марксизма еще недостаточно, как считалось, задействованы в оформлении единой концепции развития культуры А.В. Фадеев исходил из следующих принципиальных позиций. Культура — это вся «совокупность материальных и духовных ценностей, созданных трудовой деятельностью людей в процессе овладения силами природы и познания ее закономерностей». Уже понималось, что простой «совокупности» явно недостаточно: вернее сказать, именно как «совокупность» культура уже была представлена «отраслевыми» характеристиками. Вопрос в ином: как соединить успехи в архитектуре, письменности, музыке, театре, изобразительном искусстве? Что роднит духовную и материальную сферу жизни человека? А.В. Фадеев утверждал, что исходить надо из положений исторического материализма, согласно которому «общественный быт зависит от способа производства материальных благ». Понимая культуру как общественное явление, определяемое в конечном счете условиями материальной жизни общества, А.В. Фадеев делал дальше вывод, что с изменением этих условий и связанного с ними общественного строя неизбежно менялись и культурные ориентиры. В основу синтезного осмысления культуры был положен формационный подход. Помимо этого, на вооружение было взято марксистско-ленинское определение, что во всякой национальной культуре существуют «две культуры»: культура господствующего класса и культура широких народных масс. Последний постулат в особенности сковывал всякие попытки подойти к пониманию культуры средневековья как целостной системы. А.В. Фадеев писал: «Ленинское учение о двух культурах в каждой национальной культуре было направлено против антимарксистской националистической концепции «единого потока», игнорирующей классовый характер культурного развития и присущую ему внутреннюю противоречивость».