Андрей Юрганов - Категории русской средневековой культуры

Не забудем то обстоятельство, что Мамай, борясь с Русью, имел сильного соперника в лице Тохтамыша, потомка хана Джучи. Придя к власти, тот сразу послал своих представителей на Русь объявить, что победил «супротивника своего и их [русских. — А.Ю .] врага Мамая». Обратим внимание: «своего и их», т.е. общего врага. Тохтамышевых послов, сообщивших о гибели Мамая, князья отпустили с «честью и с дары», а «на зиму ту и на ту весну» отправили своих послов к Тохтамышу «со многымы дары». С дарами, а не выходом! Разница велика — дары возили в Крымское ханство и в XVI в., но это не означало зависимости [332]. Таким образом, несмотря на борьбу с «общим» врагом — Мамаем, пути Орды и русских князей стратегически уже разошлись навсегда. Доказал это разгром русских земель Тохтамышевой ратью в 1382 г., после чего Русь возобновила уплату «выхода». Не был ли этот поход ордынским ответом русским князьям, осмелившимся предлагать вместо регулярной дани подарки? Но путь к осознанию свой самости в государственном отношении нелегок. Пока еще существенной была иерархия русско-монгольского государственного образования. Вот что писал Рогожский летописец о психологических нюансах поведения Дмитрия Ивановича, узнавшего о походе на Русь Тохтамыша: «То слышав, что сам царь идет на него с всею силою своею, не ста на бои противу его, ни подия рукы противу царя, но поеха в свои град на Кострому». Противоречие эпохи в том и заключалось, что из «своих», привычных для русских князей, монгольские «цари» постепенно превращались в «чужих» [333]: этот процесс растянулся еще на сто лет. В «Повести о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича» «злочестивому» Мамаю находится аналог — русский князь Святополк, который в XII в. убил братьев Бориса и Глеба, войдя в историю как «окаянный» преступник. Мамай, таким образом, включен в контекст русской истории, в XIV в. он ей не чужероден.

Обратим внимание на типологию внутренних конфликтов и в Орде, и на Руси XV в.: ссоры происходят в семье, в противоборство вступают чаще всего братья или венценосный племянник и дядья. Не обращалось внимание на то, что общность моделей власти и собственности в Монгольской империи и на Руси породила и общую тенденцию в политическом противоборстве: оно шло вокруг прав на власть и ее наследование: либо от отца к сыну, либо от брата к брату. Этот тип конфликтов был естественен для утвердившейся системы властвования. Многоплеменное государство, созданное путем насилия, не могло иметь глубоких социально-экономических связей с народами побежденных стран и потому нуждалось в создании такого порядка, при котором «отдельный представитель правящего дома был бы не только улусным феодальным сеньером, но и членом династии. Этот порядок не давал бы возможности одной какой-либо ветви закрепить за собой престол, а также не давал бы возможности одной ветви правящего дома укрепиться в каком-либо уделе и сделать его своей вотчиной» [334].

Итак, противоборство осуществлялось внутри одной правящей семьи. После смерти Бату в 1256 г. престол перешел к его сыну — Сартаку. Против него выступил его дядя — брат Бату, Берке, который захватил власть, когда Сартак был у Великого каана. К этому моменту выявились интересы противоборствующих сторон. Сартака поддерживал Менгу-каан, на стороне Берке — мусульманская верхушка городов. Сартак вскоре умер и Менгу-каан стал оказывать покровительство его сыну Улагчи и вдове Сартака Боракчин. Менгу-каан выступил как защитник принципа передачи власти и собственности от отца к сыну. Мусульманское купечество поддерживало Берке, потому что он, в отличие от христианина Сартака, был мусульманином и выступал за создание централизованного государства, которое бы противостояло политическому давлению джучидской аристократии, к тому же в основном языческой. Берке победил, но за принцип передачи власти от отца к сыну продолжили борьбу другие: в частности, вдова Бату требовала, чтобы джучидский престол был отдан внуку Бату Туда-Менгу. Новое обострение борьбы относится к 1282-1283 гг.: на ханский престол вступил Туда-Менгу, сын Тукана и брат Менгу-Тимура и Тарбу. Против Туда-Менгу выступили сыновья его братьев: племянники свергли дядю. Ханом на престоле становится наследник Менгу-Тимура, Тулабука, сын старшего брата Менгу- Тимура. В 1287-1291 гг. начинается новый этап борьбы. Токта выступил против братьев и кузенов. Он уничтожает своих соперников и становится единственным правителем Джучидского улуса. В конце XIII в. разворачивается борьба Токты и Ногая. Ногай был в 1299-1300 гг. убит... Токта стал контролировать всю территорию улуса Бату. Он тотчас произвел перераспределение улусов. Казалось бы, можно теперь успокоиться, но у Токты остаются собственные братья, готовые в любой момент напасть, живы дети и внуки Ногая. Впрочем, после смерти некоторых из них жизнь Токты успокаивается...

Эпизоды этой борьбы демонстрируют важную закономерность: претендентами выступают, с одной стороны, дядя, старший в роде, с другой — племянник. Если Токта — носитель идеи преемственности власти от отца к сыну, то Ногай выступал за старые традиции, согласно которым старшинство определяется в более широкой среде царевичей, братьев, кузенов и дядей умершего хана, при которых решающую роль играет курултай, а значит, весь род Джучидов [335].

То, что мы называем «феодальной войной второй четверти XV в.», не было уникальным проявлением русской истории; причины этой войны были естественны и типичны для всей Передней и Средней Азии...

Особо заметим, что начало феодальной войны на Руси было связано с тем, что по-разному толковали завещание Дмитрия Ивановича, великого князя Московского. После смерти его сына Василия Дмитриевича (27 февраля 1425 г.) на престол вступил десятилетний Василий Васильевич (род. 10 марта 1415 г.) Сразу же возникла острая ситуация. Кому наследовать власть, если живы еще родные братья умершего князя: Юрий, Андрей, Петр и Константин Дмитриевичи? Старший в роде, Юрий Дмитриевич, стал претендовать на великое княжение. Тем более, что порядок передачи власти не был четко определен завещанием Дмитрия Донского. Правда, когда писалась духовная, у Василия Дмитриевича еще не было детей. Текст завещания можно было толковать двояко. Юрий Дмитриевич настаивал на том формальном обстоятельстве, что наследником удела Василия Дмитриевича (а значит и великокняжеского престола!) должен стать следующий по старшинству брат умершего великого князя. Что, надо сказать, соответствовало завещательным нормам всего XIV в.: Иван Иванович, отец Дмитрия Донского, стал великим князем после смерти своего старшего брата Семена Ивановича. Другая интерпретация сводилась к тому, что при Василии Дмитриевиче стал складываться новый порядок престолонаследия: от отца к сыну. Смерть Василия Дмитриевича обнажила противоречия внутри «гнезда Ивана Калиты», — внутри правящего рода.