Елена Хаецкая - С точки зрения Карфагена: Финикийцы и Карфаген

Тонкий момент: Карфаген, как «страна мечты и возможностей» был населен не только гражданами — в крупном порту и торговом городе жило множество иностранцев, занимающихся здесь коммерцией, право голоса которым, безусловно, не давали. Как и в Тире времен Элиссы с Пигмалионом, в городской политике ведущую роль играл пунийский «средний класс».

Эта идеализированная и умозрительная картина может относиться лишь к ранним годам существования Карфагена, затем внутриполитический пейзаж резко изменился. Римляне воспринимали Пунийскую державу как жесткий олигархат, при этом отлично сознавая, что в самом Риме сенаторская прослойка выделилась в сверхлитную замкнутую группу, эволюционировав из былого совета старейшин патрицианских родов в отдельное сословие с огромными привилегиями.

Если даже римские сенаторы и магистраты (сами будучи олигархами), в более поздние времена удивлялись карфагенской олигархической власти, то можно представить себе, что творилось в Новом Городе в последние столетия его существования: коррупция, местничество, столкновения группировок и прочие неприятные издержки владычества нескольких семейств — своего рода «семибанкирщина», печально известная нам по 1990-м годам ХХ века. Это, впрочем, не отменяло ни народного собрания, ни выборов — но голоса избирателей всегда можно купить, а противников запугать, не так ли? Римская республика тому яркий пример.

В любом случае ко временам возвышения Нового Города карфагенская элита создала результативную и довольно сложную систему государственного управления, координации и контроля, не допускавшую хаоса в самых важных областях — торговле и поддержании непрерывной работы транспортной сети.

Назначаемые знатью комитеты-министерства отвечали за множество самых разных аспектов городской (а затем и имперской) жизни — строительство, флот, коммуникации, склады, армия, управление по делам колоний и снабжения, охрана сухопутных границ в Африке, сельское хозяйство, иностранные дела. Огромный многоуровневый механизм с развитой бюрократией, социальными лифтами (на все государственные должности сыночков знати не наберешь) и обязательными межведомственными трениями — хотелось бы взглянуть, к примеру, на конфликт кораблестроителей с военными из-за партии строевого леса, по нерадению поставщиков доставленной не тому заказчику и им «приватизированной»...

Предположим (лишь предположим!), что к середине VI века до н.э. летописный Совет Десяти, эдакое античное «политбюро», еще заседал и решал вопросы общегосударственной важности. В частности, о возмутительной, просто-таки нетерпимой обстановке, сложившейся в результате действий греко-фокейских агрессоров в бассейне Лигурийского и Тирренского морей!

— А позовите-ка сюда гражданина Малха! — провозглашает один из старейшин. — Только не того, Малха, что сейчас руководит прокладкой новых улиц от гавани к холму Бирса, а другого — который намедни урегулировал вопрос с ливийцами...

Собравшиеся согласно покивали — перепутать разных Малхов нетрудно, так как число аристократических имен крайне ограничено, отчего и появлялось в разные времена по десятку, а то и по два десятка, различных Баалов, Абдмелькартов или Ганнонов.

Под «урегулированием ливийского вопроса» достойный старец (хотя ему не исполнилось и тридцати; просто член совета унаследовал от папаши полусотню торговых кораблей с грузооборотом в несколько сотен тысяч тонн в год и общим доходом сравнимым с трехлетним бюджетом какого-то там паршивого Рима) подразумевал окончательное избавление Карфагена от старинной, но изрядно поднадоевшей и убыточной традиции, возникшей при царевне Элиссе.

Ливийские племена по-прежнему требовали с Карфагена ежегодный взнос за пользование окрестными землями — исключением был холм Бирса, купленный Элиссой за наличный расчет. Два с половиной столетия карфагеняне платили, не желая открытого конфликта с ливийцами, или просто по привычке — фиксированную сумму мы не знаем, но вряд ли она была обременительной для богатевшего города. Или наоборот, «арендная плата» возрастала, поскольку территории постоянно расширялись и аграрная отрасль требовала все новых и новых площадей.

Ливийцы или окончательно зарвались, требуя неподъемных денег, или просто надоели своим сквалыжничанием, попутно устраивая набеги на зажиточные фермы финикийских эмигрантов, надеясь пополнить натурой недостачу в балансе. Карфагенянам это опостылело — именно Малху поручили разобраться с африканцами, дали ему войско и отправили в поход. Войско, заметим, пока составлялось из карфагено-финикийского ополчения и небольшого числа наемников.

Ход войны неизвестен. Потери сторон неизвестны. Юстин сообщает, что конфликт с «афрами» закончился победой Малха. Успешного полководца заметили и поставили перед ним новую задачу: навести порядок на близлежащих средиземноморских островах, прежде всего — на Сицилии, которую следовало бы окончательно подчинить влиянию Карфагена.

В предыдущей главе мы оставили Сицилию в весьма двусмысленном положении. Западная часть острова находилась под властью финикийского союза трех городов во главе с Мотией, составлявших альянс с туземным племенем элимийцев. На востоке, как плесень, росли греческие города. Росли десятками.

Греки — это пиратство, грабежи на побережьях, торговля рабами из числа пленных финикийских моряков, конкуренция в торговле, демпинг и иные неисчислимые мерзости.

Худший сценарий предполагал полный захват греками Сицилии — Мотийская федерация при согласованном ударе сразу нескольких греческих полисов не продержалась бы и полугода, а значит был бы нанесен непоправимый урон карфагенским интересам. Случись такое, Сицилийский пролив между островом и Африкой стал бы крайне небезопасен подобно Тирренскому морю, где вовсю бесчинствовали фокейцы из Алалии, крепко перекрывшие Новому Городу доступ на италийский рынок сбыта.

Так жить нельзя! Малх, вот тебе деньги, корабли, армия и спецуполномоченный по снабжению с правом чрезвычайного управления! Сицилия, истошно стонущая под железной пятой захватчиков, ждет избавителя!

Мало того, что мы впервые узнали имя карфагенского военачальника, которому поручили важнейшую стратегическую операцию за пределами Африки, так еще и датировка Сицилийского похода определяется с точностью плюс-минус десять лет — это уже подлинная история, а не догадки, не предположения и не абстрактные построения!

Благодарить следует Павла Орозия, ученого и богослова IV-V веков нашей эры, жившего как раз в Карфагене (точнее, в городе построенном римлянами на месте пунийского Карфагена). Орозий указывает, что война на Сицилии проистекала одновременно с завоеваниями персидского царя Кира II Великого, что дает разброс между 550 годом до н.э. (взятие Киром Мидийского царства) и 539 годом соответственно (захват Вавилона). Поход Малха уверенно датируется серединой VI века до н.э, то есть 550-540-ми годами.