Виктор Сутормин - Вокруг Кремля и Китай-Города

Иван подрастал, становясь скрытным и недоверчивым, расчётливым и очень религиозным. На семнадцатом году жизни он объявил приближённым, что намерен не только венчаться на царство, но и пройти обряд миропомазания, что должно было подчеркнуть его право властвовать по Божьему соизволению, а не только по законам наследования. Так и было сделано.

А месяц спустя молодой властитель обвенчался. Наученный горьким опытом отца, которому Соломонию сосватали, неудачно выбрав её из полутора тысяч невест, Иван не смотрел ни на знатность рода, ни на умение носить парадные одежды… Как когда-то на Сицилии Майкл Корлеоне утонул в карих глазах Аполлонии, так и Иван ни в чём не сомневался, когда повёл к венцу дочь вдовы Захарьиной Анастасию.

Первый год взрослой и полновластной жизни выдался очень непростым. Сначала вспыхнул пожар, испепеливший весь город, а следом за ним – мятеж. Потерявшие в пожаре всё свое имущество горожане были взбудоражены, и тут умело запущенный слух о поджоге обвинил в преступлении семейство Глинских. Растерзав одного из них, толпа в поисках остальных злоумышленников добралась до села Воробьёво, где царь укрылся от пожара. Бунтовщикам заговорили зубы, чтобы разошлись, а потом зачинщиков переловили и предали казни. Из этой истории Иван сделал два вывода: что ничего нельзя оставлять безнаказанным и что в одиночку долго не продержаться.

В общем, правление началось с того, что Иван завёл семью и начал создавать Семью.

Второе оказалось намного сложнее, но в целом получилось неплохо. Андрей Курбский и Алексей Адашев стали caporegime, миссия consigliere была возложена на священника Сильвестра, а называлось всё это – Избранная рада.

Первым делом реформировали войско, потому что «добрым словом и пистолетом можно добиться большего, чем просто добрым словом». Для начала разбираться решили с врагами внешними, коих было предостаточно, в какую сторону ни глянь: с севера шведы, с юга крымчаки, с запада ливонцы, с востока татары. Помолясь, двинулись на восток.

Справиться с Казанью с первой попытки не удалось. Иван истово молил Бога о победе, а также о здравии жены, которая была на сносях уже в третий раз, и лекари высказывали надежду, что наконец-то родится мальчик. Иван дал обет: если Анастасия родит наследника, все вместе поедут на богомолье. И всё исполнилось: Казань пала, жена благополучно разрешилась от бремени… вот только сам Иван заболел – должно быть, о собственном здравии молиться забывал.

Иван Грозный и Сильвестр. По рисунку И. Панова гравировал И. Матюшин, 1870-е годы

Лекари не знали, что с ним и от какой хвори они страдальца пользуют, но тот несколько дней пролежал пластом, так что приближённые сочли за благо привести бояр к присяге малолетнему наследнику. Однако присягать «пелёночнику» захотели не все, и даже внутри Избранной рады мнения разделились…

Назревала новая смута. Но организм 23-летнего мужчины за жизнь цепляется так крепко, что лекарям лучше бы и не беспокоиться. Иван поправился, и в начале лета семейство и приближённые погрузились на струги и во исполнение обета отправились на богомолье в Белозёрский монастырь.

Константин Вещилов. Иоанн Грозный после казанских побед, 1904

С наследника не спускали глаз. Два человека постоянно находились справа и слева от кормилицы – подхватить, если вдруг споткнётся. Даже со струга сходили таким манером. И однажды сходни не выдержали веса двух бодигардов и дебелой кормилицы с восьмимесячным Дмитрием на руках. Все очутились в воде. Кормилица не выронила наследника, и довольно быстро ей помогли выбраться на берег – но ребёнок захлебнулся и откачать его так и не сумели.

Отец пережил эту потерю мужественно. Бог дал, Бог и взял, как говорили тогда, поскольку в любом семействе умирала едва ли не половина новорождённых, – а ведь Ивану всего 23 года, будут и ещё дети. И действительно, в конце лета Анастасия вновь понесла.

А Иван, полный сил и злости, отправил своих воинов на юг, на взятие Астрахани. Вскоре ханство покорилось, а жена родила мальчика. Назвали его в честь отца. Но тут фортуна отвернулась от Ивана – видимо, не пожелала, чтобы и в семье всё ладилось, и дела шли хорошо.

Он больше не находил опоры в тех, кому больше всего доверял и на кого во всём полагался. Вместо того чтобы советовать, как лучше сделать то, чего хочет он, Избранная рада начала советовать, чего ему хотеть.

Иван стремился наладить контакты с Западной Европой. С тех пор как в Белое море случайно зашёл корабль английских купцов, эта мысль уже два года не покидала Ивана. Белое море на шесть месяцев в году замерзает, но ведь Европа очень близка, нужен только выход к балтийским берегам. А земли, лежавшие под Ливонским орденом, Иван считал исконно славянскими. Но этих планов не одобряла Семья, предлагавшая поход на Крымское ханство. Резоны Адашева и Сильвестра были просты: уж коль начали побеждать магометан, так надобно и добить, покуда враг не накопил сил для ответного удара. Причём советчиков не смущало, что мужское население Крыма поголовно носило оружие и хан мог разом бросить в бой сто тысяч сабель.

К этим расхождениям в стратегии добавлялась и личная неприязнь. Иван уже начал привыкать к беспрекословному подчинению, а эти трое по старой памяти позволяли себе настаивать на своём мнении. Сильвестр на правах царского духовника стремился регламентировать жизнь Ивана даже в совершенно неуместных мелочах, что не могло не раздражать государя.

Ну и наконец, хотя никто и не был наказан за нежелание присягнуть наследнику, но Избранной раде этого не забыли ни Анастасия, ни её родственники, а Иван очень любил жену, тем более что она опять родила, на этот раз дочку. То есть в семье всё было безупречно, а вот Семья оставляла желать лучшего. Действия Сильвестра и Адашева в дни болезни Ивана объяснялись просто: в случае его смерти власть перешла бы к родственникам Анастасии, которым Рада была ни к чему. Но хотя соратники действовали точно по формуле «ничего личного, просто бизнес», за своими caporegime и consigliere Иван признавал только два права: либо служить ему (и его сыну), либо выйти из дела, а вот бороться за собственные интересы было непозволительно.

Разделаться с Ливонским орденом оказалось намного проще, чем выиграть эту войну. Иван даже представить себе не мог, насколько затяжной она окажется. К тому же первые победы были омрачены смертью маленькой Евдокии. Словно кто-то пробовал Ивана на прочность, то и дело бросая на весы его судьбы увесистые камни, белые и чёрные, и наблюдая: сломается или нет?