Вячеслав Шпаковский - Самураи. Первая полная энциклопедия

Того, кто не следует этому мудрому совету, а вместо этого кричит на жену, ругает ее или даже бранит – подчас и грязными словами, – вместо того чтобы с честью относиться к хозяйке дома самурая, – уподоблю грязному кули, прозябающему в грязи и нечистотах на задворках скотного двора. И это неподобающее поведение для рыцаря-самурая. Но хуже всего, когда воин обнажает меч не для битвы, а угрожает им своей неразумной жене. Есть и такие, кто поколачивает своих жен кулаками или палкой. И это – отвратительное поведение воина трусливого и малодушного.

И вот что я скажу. Женщина, рожденная в семье воина и достигшая возраста замужества, не стала бы безропотно терпеть побои и поношения, будь она мужчиной. Однако статус жены и замужней женщины не предоставляет ей иного выбора, кроме как со слезами и болью в сердце молча переносить неподобающее обращение. Не пристало доблестному воину осыпать бранью беззащитного и безответного, тем более женщину. Назову трусом всякого, кто не признает этого, отвергая путь воина доблестного и справедливого.

Замечательные слова для своего времени, не правда ли?

Интересно, что самое незавидное положение в обществе самураев японские женщины занимали отнюдь не в эпоху войн, а в мирные времена периода Эдо, что полностью соответствовало конфуцианскому учению. Несмотря на их ум и житейскую мудрость, за ними признавали лишь право быть прислугой, и… все. Точно также и расцвет гомосексуализма в Японии пришелся не на «век войн», а на самый конец XVIII века, то есть опять-таки мирное время. Ну а принципов, отводивших женщинам вторую роль в обществе, японцы придерживались и во второй половине XIX века, после реставрации Мэйдзи. Сами самураи в это время из жизни ушли, а вот их принципы и отношение к женщинам, увы, остались, причем очень и очень надолго!

Самурай Окудо Танадори спасает Токугава Иэясу. Самое интересное на этой ксилографии даже не сама эта сцена – спасти раненого сюзерена было первейшей обязанностью каждого самурая, а… штаны Окудо, на которых в несколько рядов нашиты какие-то черные пластинки. Из чего они сделаны, сказать нельзя: кожа, металл, даже дерево, которые покрыты черным лаком, – любой из этих материалов в данном случае мог быть использован. Другой вопрос – зачем? Неужели вот эти самые пластинки могли серьезным образом защитить от меча, стрелы, ружейной пули и нагинаты? Однако такое, несомненно, было, иначе бы Цукиока Ёситоси так не нарисовал. Музей искусств Лос-Анджелеса.

Нет, наверное, на свете ни одной такой страны, история которой на 80 % не состояла бы из мифов, и почему так – понятно. Просто у людей есть врожденная особенность забывать все плохое и помнить хорошее. Вот почему по прошествии какого-то времени плохие события из памяти людской стираются так, что их уже не помнят даже летописцы, а кроме того, ведь существует еще и так называемый «социальный заказ». Мол, какой смысл писать о плохом, если можно писать о хорошем? Причем плохое вроде бы даже и известно, но его просто не выпячивают так, как выпячивается хорошее. А в итоге получается, что история нашего общества есть не что иное, как сказка! Сказка о мудрых правителях, отважных воинах, смелых мореходах, ну и так далее – кому какой вариант нравится!

Между тем смелый воитель, если посмотреть внимательно, на самом деле при всей своей смелости был жадным и жестоким завоевателем, который ни в грош не ставил человеческую жизнь, смелый мореход тоже был смел, этого никто не отрицает, но промышлял пиратством и работорговлей. Ну а мудрый правитель на самом деле был далеко не мудр, к тому же полностью лишен каких бы то ни было нравственных качеств.

Возьмем для примера историю французских «проклятых королей» и тех же самых наших князей Рюриковичей. Нет такого преступления, которым бы себя не запятнали и те, и другие, и то же самое проделывали правители и смежных и сопредельных стран. Они приносили клятвы на Библии и тотчас же их нарушали, предавались порочным связям и пьянству, однако разве такими они в большинстве своем показаны в наших учебниках? Почему, например, ни один из европейских государей, то есть королей, не участвовал в том же Первом крестовом походе, а вместо них его возглавили герцоги и графы? Да просто потому, что они все в это время находились под папским отлучением от церкви, и им это было просто запрещено, как самым последним богохульникам, грабителям и убийцам!

Между тем о японских самураях у многих не слишком осведомленных в их истории людей сложилось устойчивое мнение о том, что вот уж они-то были выше всех этих средневековых пороков. Потому что, мол, у них был кодекс бусидо – «Путь воина», некий непреложный свод правил, который им это категорически запрещал. А если они его каким-то образом нарушали, то сразу же должны были покончить жизнь самоубийством, вот поэтому-то они этого и не делали!

Почему существует такое мнение, тоже вполне понятно. При недостатке информации людям хочется верить, что есть некое исключение из общего правила, которое, дескать, только лишь его подтверждает, и вот как раз самураи и были этим приятным исключением. То есть они не предавали, не нарушали клятв, не предавались грабежу и убийству, «содомскому греху», скотоложству и пьянству (ну, пьянству может быть, как же без него!), то есть в большинстве своем были некими людьми без страха и упрека. Из нашего жизненного опыта нам хорошо известно, что разрыв между идеалами и реальностью всегда велик. Но нам хотелось бы, чтобы где-нибудь он был бы хоть чуточку меньше, и вот далекая и таинственная Япония оказалась идеальным кандидатом на роль такой страны.

И да, действительно, никто и не спорит с тем, что результатом кристаллизации системы нравственных ценностей самурая стал именно кодекс бусидо.

На этой ксилографии Цукиока Ёситоси изображен воин в доспехах тосей-гусоку со шнуровкой сугакэ-одоси и копьем дзюмондзи-яри в руке. Музей Уолтерса в Балтиморе. Мериленд.

В знаменитом тексте «Хагакурэ» («Сокрытое под листьями») термин «бусидо» объясняется как идеализация смерти, однако на самом деле это совсем не так. Да, действительно, написавший ее Ямамото Цунэтомо (1659–1721) совершенно ясно пишет в ней о том, что путь самурая – это смерть. В ситуации «или – или» следует без колебания выбирать смерть. Однако цель этого «смертного пути» у Цунэтомо отнюдь не сама смерть, а служение своему господину, о чем он далее пишет следующее: