Вячеслав Шпаковский - Самураи. Первая полная энциклопедия

…На возвышении уже стояли два прикрытых полотном подноса. Между ними находился лакированный столик с блюдами из птицы и рыбы, а также две бутылочки сакэ, три чашки и два чайника для подогревания вина. Женщины опустились на колени перед новобрачными и передавали им сушеную рыбу и водоросли, которые те должны были съесть. Каждое блюдо сопровождали короткими речами, восхвалявшими красоту, трудолюбие, добродетель Сикибу, а также мужество, доблесть и славу Андзина Миуры, и заверяли присутствующих в том, что этот брак останется почитаемым союзом на многие века – пока стоит Япония.

Стоя так на коленях, обе женщины – одна Симадзу, другая Магоме – взяли по бутылке сакэ и передали их в нижнюю часть комнаты. Служанки забрали и чайники, чтобы подогреть вино. Женщины прикрепили к одной бутылке бумажную бабочку-самку, к другой – такую же бабочку-самца. Затем самку сняли, положили ее на спину и из этой бутылки вылили вино в чайник. Потом самца положили на самку, а вино вылили в тот же чайник, тщательно все перемешав. После этого его перелили во второй чайник и поставили его на пол.

Служанки расставляли маленькие лакированные столики перед каждым гостем, перед Сикибу и Уиллом и перед двумя женщинами, игравшими роль подружек невесты. Наконец Сикибу сняла вуаль с лица. Но и теперь она ни разу не взглянула на Уилла, не поднимая глаз от стоящего перед ней столика. Под слоем белил невозможно было понять выражение ее лица.

Одна из служанок поставила перед Уиллом три чашки – одна в другой. Он отпил два глотка из первой, потом отлил немного вина из полного чайника в пустой. Затем он снова наполнил чашку, на этот раз почти до краев, и отпил половину. Служанка передала чашку Сикибу, и та, допив остаток вина, в свою очередь, отлила из полного чайника в пустой.

Потом подали приправы, и церемония с вином повторилась – на этот раз начала Сикибу, используя вторую чашку. Потом еще раз все сначала – опять Уилл, но из третьей чашки. Покончив с этим, Уилл заметил сигнал Тадатуне и вышел с ним на крыльцо, вытирая пот со лба.

Самурай, сакэ и женщины – вот так это представлял себе художник Китагава Утамаро (1753–1806).

Существовали в Японии и прекрасные легенды о взаимной и неразделенной любви, не уступающие по накалу своих страстей трагедиям Шекспира. Например, есть легенда, повествующая о дочери рыбака Мацуэ, которая любила сидеть на берегу под старой сосной и смотреть на море. Однажды волны вынесли на берег юношу по имени Тэё. Девушка спасла несчастного и не дала ему умереть. Больше он никогда не покидал Мацуэ. Их любовь с годами становилась все крепче, и каждый вечер при свете луны они приходили к сосне, которая помогла встретиться их сердцам. И даже после смерти их души оставались неразлучны.

А вот другая, очень похожая на эту история, связанная с популярным на Западе (да и в России!) сюжетом любви японки и иностранного матроса. Эту прекрасную историю художник Тории Киенага услышал в Минами – «веселом квартале» в южной части Эдо. И эта коротенькая повесть о первой любви так вдохновила молодого и малоизвестного художника, что он написал картину, назвав ее «В квартале Минами». Сама же история эта звучит так. Однажды португальские моряки оказались в Минами. Среди них был юнга. Его познакомили с самой юной гейшей по имени Усуюки, что означает «Тонкий снежок». Молодые люди полюбили друг друга с первого взгляда. Но они не понимали чужой речи. Поэтому всю ночь влюбленные провели в созерцании, не проронив ни слова.

Наутро они расстались. Однако в комнате Усуюки осталась подзорная труба ее возлюбленного, и наивная девушка подумала, будто бы тем самым юноша хотел сказать, что когда-нибудь обязательно вернется к ней. С тех пор она каждое утро выходила с подругами к реке Сумида, высматривая португальский корабль.

Шли годы, и много воды унесла река Сумида, а Усуюки продолжала ходить на берег. Жители города часто видели ее там и постепенно стали замечать, что годы совершенно не изменили девушку. Она оставалась такой же молодой и красивой, как и тогда, когда познакомилась со своим возлюбленным. Японцы говорят, что Великая любовь остановила для нее быстро текущее время… В Японии все было точно так же, как и в других местах! Хотя когда в дела двоих вмешиваются традиции и воспитание, как раз и происходит то, что нас сегодня больше всего и удивляет!

Пожалуй, ни в чем различия в культуре не проявляются так сильно, как в вопросах, связанных с сексуальными отношениями, хотя – и это удивительнее всего – люди везде одинаковы. Но именно в этой области больше всего недомолвок и недопонимания, причем так было всегда!

– …жены не для удовольствия, их удел – растить детей и вести дом и хозяйство.

– Жены не ожидают, что их будут удовлетворять?

– Нет. Это было бы необычно. Это для дам из Ивового Мира, – Марико обмахнулась веером и объяснила Кику, что она сказала. – Она спрашивает, у вас то же самое? Долг мужчины доставлять удовольствие женщине, так же как ее долг доставлять удовольствие мужчине?

– Пожалуйста, скажите ей, что, к сожалению, у нас не так, а совсем наоборот.

– Она говорит, что это скверно. Еще сакэ?

Поэтому вряд ли приходится удивляться тому, что герой романа «Сёгун» европеец Джон Блэксорн далеко не сразу сумел понять и принять чужую культуру, тем более такую древнюю и сложную, как японскую.

Что касается японской «зримой эротики», то с ней также было куда проще, чем в странах Европы. Например, на картинках с изображениями богов головы многих из них нарисованы так, что она у них похожа на «нечто мужское»… С довольным выражением лица, в красивых одеждах они сидят в окружении множества куртизанок и гейш, то есть своим присутствием все это одобряют. А на одном из старинных рисунков несколько богов и куртизанка изображены моющимися в бане. Ну, и, конечно же, тут просто нельзя не упомянуть свитки сюнга – «весенние картинки», или свитки невест. В них изобразительными средствами описывалось все то, что должно было пригодиться молодой девушке в первую и последующие брачные ночи. В Японии по свиткам сюнга даже обучались врачи, так как сюжеты их выполнялись с предельной анатомической точностью. Японцы всегда подчеркивали и подчеркивают, что в их стране далеко не все очевидное есть именно то, чем оно кажется, а полутона важнее полной ясности. Именно поэтому в сюнга изображения полностью обнаженных любовников очень редки. Куда чаще на картинке различить, особенно европейцу, где мужчина, а где женщина, бывает нелегко – одежда и прически очень похожи, и определить место расположения любовников относительно друг друга можно только по их гениталиям (иногда с удивлением обнаруживаешь, что любовники однополы). Однако даже полураспущенное кимоно или халат с задранными полами должны были подробно и анатомически точно – со всеми сосудами, складками кожи, волосами и прочими физиологическими подробностями – показывать и гениталии главных персонажей сюнга, как правило, преувеличивая их размеры до грандиозных пропорций. Если изображалась финальная фаза свидания, на переднем плане мог возвышаться немного не доходящий до размеров своего обладателя фаллос, из которого мощным потоком изливалась сперма – чем больше, тем более мужественным был герой фрески. Тот же самый фактор могли подчеркивать многочисленные листки специальной впитывающей бумаги, во множестве разбросанные вокруг любовников.