Николай Бессонов - Суды над колдовством

Пятьдесят шесть пыток за пять месяцев! Это один из самых впечатляющих фактов, зафиксированных в истории ведовских процессов. Но ведь мы помним, что документы далеко не полностью отображают многообразие жизни. При огромных пробелах, образовавшихся за века в архивах, я склонен верить в чудеса, неизвестные нам лишь потому, что небрежность лишила историков достоверных сведений.

Вчитаемся, например, в документ из города Хаген. Местный магистрат обращается за помощью в соседний город Кольмар. Письмо гласит, что вот уже несколько лет палачи Хагена бьются с женщиной, обвинённой в колдовстве. Как её ни пытают, она не признаётся. Известно ведь, что тех, у кого договор с дьяволом, не каждый палач может сломить. Слышали, что палач из Кальмара поднаторел в искусстве исторгать правду. Если он приедет в Хаген, ему возместят все издержки и хорошо заплатят (Lea, 1939 стр. 1210).

Таков документ, из которого мы узнаем, по крайней мере, две вещи. Во-первых, узницу хагенской тюрьмы терзают вот уже 3 года (а не 5 месяцев, как Марию Холль). Во-вторых, на этом останавливаться не собираются.

Сколько раз женщину мучили до отправки письма? Сколько раз пытался её сломить искусник из Кольмара, если он всё же удосужился приехать. Догадки навсегда останутся догадками ибо каких-либо других источников у нас нет, — типичная ситуация для судов над колдовством… Узнав в общих чертах о том каковы были допросы, мы сейчас углубимся в подробности; мысленно пройдём с арестованной весь её путь — от первого столкновения с дознанием и до торжественного оглашения приговора. Будут описаны орудия пыток, опросные листы, тарифы на работу палачей, словом, всё то, с чем пришлось на свою беду столкнуться десяткам тысяч безвинных жертв….

Мы помним о массовых арестах, когда женщин хватали по время облавы с испытанием иглой. Но будучи схвачены скопом, на допросы они всё равно попадали поодиночке. После взятия под стражу жертвы оказывались в изоляции без взаимной поддержки, участия и совета.

В сущности, мы очень мало знаем; жертвы исключительно редко могли поделиться своим страшным опытом. Структура письменных источников сложилась исторически. В этой книге я зачастую вынужден был рабски следовать дошедшим до наших дней текстам. Но давайте не забывать главное. О чём бы ни шла ранее речь: о полётах, о шабаше, о превращениях — любая «информация» добывалась насилием. Судьи предпочитали скромно умалчивать о постыдной технологии следствия. И всё же единственная реальность ведовских процессов — мучения в тюрьмах и застенках. Мишура фантастических обвинений даже в наш рациональный век отвлекает внимание от сути трагедии. В определённом смысле эта глава является стержнем всей книги. В ипостаси художника я сам эстетизировал сказочную сторону колдовства — все эти таинственные церемонии и ночные полёты. Можете считать это моей виной. Вполне возможно, полотна, посвященные никогда не происходившим событиям, заслонят от кого-то единственную правду. Правду о неисчислимых страданиях, которые удалось замолчать.

Представление о первом появлении «ведьмы» перед судом можно составить по книге, относящейся к началу XIX века, автор которой дотошно изучил все судебные процедуры. Повествование ведётся от лица приходского священника, у которого арестовали дочь:

«Дверь отворилась, и стражник ввёл мою бедную девочку спиной вперёд и без туфель, которые её заставили сбросить. Он ухватил её за длинные волосы и подтащил к столу, только там он повернул её и позволил взглянуть на судей» (Meinhold, 1844 стр. 77).

Это довольно точное описание. Стражник действовал, исходя из наставлений, зафиксированных в «Молоте ведьм». Шпренгер и Инститорис подчёркивали, что колдуньи умеют упорно замалчивать правду. Если обвиняемая первая взглянет в глаза судьи, в его сердце может поселиться жалость. Авторы «Молота» совершенно серьёзно уверяли, что ведьма способна на допросе замутить колдовством рассудок. Они ссылались на случаи, когда неопытные следователи, утратив должную суровость, отпускали схваченных женщин. «О, если бы ведьмы не обладали такой способностью! — восклицают монахи-инквизиторы». — Итак, когда обвиняемая вводится в камеру суда, нельзя позволить ей войти лицом вперёд. Её следует вводить лицом назад, спиной к судьям. При допросе защищай себя крестным знамением и нападай на нее мужественно (Инститорис, и др., 1932 стр. 266).

Но смелость смелостью, а не мешает подумать и о защите от дьявольских чар. Два доминиканца рекомендуют носить на шее ладанки с целым арсеналом средств. Сюда входят: воск, травы, а также соль, освящённая в Вербное воскресенье. От ведьмы лучше держаться на расстоянии — не дай бог она до тебя дотронется. В особенности следует беречь запястья рук (Инститорис, и др., 1932).

Судьи так и поступали. Известно, что некоторые даже натирали руки мылом или воском. Ульрих Тенглер советовал заставить арестованную перекреститься. По его мнению, это прекрасно расстраивало злодейские козни (Robbins, 1959 стр. 496).

Когда допрос переходил в новую стадию, обвиняемую оставляли в чём мать родила. В камере пыток ведьме положено быть голой — на то есть серьёзные причины. Первая из них — волшебные амулеты, которые могут быть укрыты в платье; вторая кроется в неосязаемых свойствах души. Судьи желали смять, унизить, растоптать арестованную с первых минут допроса. Она должна была сразу понять, что попала в новый жестокий мир, где с ней никто церемониться не будет.

Камера пыток обычно находилась в мрачном подвале. Там было холодно и страшно. Толстые своды и дубовая дверь не пропускали наружу не единого звука… Инквизиторы трогательно заботились об окрестных жителях — крики и визг не мешали посторонним ушам. Оказавшись в этом застенке, женщина не могла не пасть духом. Она ёжилась, зябко переступая босыми ногами на каменных плитах пола, и со страхом озиралась по сторонам. Повсюду были разложены пугающие орудия. Со всех сторон её окружала неприкрытая ненависть: судьи и палачи кидали на неё суровые взгляды и цедили сквозь зубы грубые словечки. Давно подмечено, как бывает раздавлена голая женщина, оказавшись в кольце одетых мучителей. Филипп Лимбох в своей «Истории инквизиции», написанной в 1692 году, поведал о том, что творилось в подвалах, в таких словах: