Николай Бессонов - Суды над колдовством

«Христос терпел и нам велел», — гласит известная сентенция. То, что вынесли мнимые ведьмы, будет, пожалуй, страшнее распятия. Женщины и девушки, казнённые за связь с дьяволом, это истинные дочери Церкви. Только предубеждение мешает чтить их наравне с мучениками первых веков христианства. Кое-где это осознали уже давно и провели то, что мы в нашей светской жизни называем процессом реабилитации. В 1926 году в соборе святого Георгия отслужили мессы за упокой души Кристины Бёффген, зверски замученной на допросе, но так и не назвавшей «сообщниц» (Robbins, 1959 стр. 60). А на рубеже тысячелетий Римский Папа Иоанн Павел II публично покаялся от лица католической Церкви за страдания, причинённые во все прежние века еретикам и жертвам ведовских процессов!

Природа одаряет людей неравномерно. Не всем дана стойкость и волевой характер. Одни подсудимые могли достойно держаться, опираясь на свои нравственные силы, другие покорялись ходу вещей. Мейфарт писал о таких отчаявшихся женщинах, что ими овладевало желание умереть и отвращение к жизни. «Они знают, что весь мир избегает их, что здоровье подорвано, пожитки утрачены и, если они отвергнут хоть единый пункт, новая пытка вырвет ещё худшее признание». (Lea, 1939 стр. 741, 742). Вот тут-то и появлялся рядом исповедник — живое воплощение уснувшей совести. С его приходом проклятые вопросы возникали вновь. От них уже нельзя было увильнуть.

Может показаться, что за давностью лет мы никогда не узнаем, какие слова звучали во мраке тюремных подвалов. Лишних ушей там не было, а священник обязан был соблюдать тайну исповеди. Но первое впечатление обманчиво. Есть источники, по которым можно восстановить канву разговоров — это руководства для духовников, созданные в XVII веке. Инструкции появились не на пустом месте, в них спрессован трехвековой опыт Церкви. Авторы наставлений: Пауль Лайманн, Люпо да Бергамо и Тома Дельбен. Книги очень близки по смыслу и порой даже совпадают текстуально. Не будет большой натяжки, если мы мысленно объединим их в единое целое и под диктовку благочестивых авторов воссоздадим сюжет исповеди (1958 стр. 671–673, 987, 988, 1022–1024).

Священник входил в камеру заранее настроенный слушать через слово. Он был обязан пропустить мимо ушей жалобы на беззаконие. Процедура следствия находилась вне критики и осуждать варварство пыток было запрещено. Про духовника в наставлениях говорится: «Его дело — не судить о подобных вещах, а склонять к раскаянию». С самого начала гость предупреждал, что от него не следует ждать изменения приговора. Всё сказанное останется тайной. Если бы он бегал к судье со словами о невиновности осуждённой, прочие узницы, узнав об этом, начали бы наперебой говорить, будто и они не виноваты. Даже отпетые ведьмы будут врать, лишь бы спасти свою жизнь. А посему надо сразу понять: духовник не адвокат. Если он прослывет заступником ведьм, исповеди превратятся в нагромождение лжи.

— Возрадуйся, грешница, — вещал далее служитель Церкви. — Смиренно прими наказание. Краткая и преходящая боль избавит тебя от вечных мук. Радуйся, что тебя схватили и осудили. Ты избавишься, наконец, от демона и не погрязнешь окончательно в грехах. Будь благодарна судье. Он делает для тебя больше, чем те, кто взялся бы тебя выгораживать.

Женщина, которой просто невыносимо было слушать подобные речи, пыталась возразить. Исповедник, в свою очередь, требовал, чтобы она без утайки поведала о вреде, который успела причинить.

— Я не ведьма и никогда не видела дьявола. Под пыткой я плела разные небылицы. Умоляю вас, ради Бога, помогите мне спастись, — твердила несчастная узница.

При виде такого запирательства духовник обязан был прочесть колдунье краткую лекцию по демонологии. Пусть узнает, что с тех пор, как она оказалась в заточении, дьявол не в силах ей помочь. Коварный враг только и ждёт, что ведьма солжёт на исповеди. Эта ложь окончательно утянет её в адскую бездну. Нельзя слушать чёрта, он лишь морочит лживыми обещаниями.

Снова и снова священник говорил, что за свои грехи надо держать ответ. Казнь это милость судьбы, через которую можно обрести райское блаженство. Своей смертью женщина послужит человечеству, ибо люди увидят, что зло наказуемо и остерегутся от союза с нечистым. Казнь посрамит маловеров, которые ещё сомневаются, могут ли ведьмы вредить людям.

— Всё это так, но я не ведьма, — упрямилась осуждённая. — Верьте мне, я говорю правду!

— Зачем же ты призналась? Как тебе не совестно? — стыдил её посетитель в рясе.

Женщина слушала увещевания, невольно узнавая в исповеднике себя, вчерашнюю.

Вот так же и она совсем недавно не верила, что под пыткой можно наговорить на себя столько лжи! Теперь с высоты печального опыта колдунья смотрела на духовника как на малое дитя, которое не в состоянии понять то, что известно взрослым. Между тем направление беседы неожиданно менялось. Инструкции предписывали верить заключённым. В конце концов, на то и исповедь, чтобы доверять словам, произносимым перед лицом Бога. Для проформы духовник напоминал всем известную истину Бога нельзя обмануть. Если заключённая станет ложно строить из себя невинную жертву, гореть ей в аду. После этих слов, произнесённых для очистки совести, служитель Господа объявлял, что верит своей духовной дочери.

— Не отчаивайся. Ведь и святые мученики терпели несправедливые гонения. Да утешит тебя их пример. Нет на свете безгрешных людей. Страдания без вины зачтутся на том свете и искупят прочие грехи. Помни о том, что Всевышний видит правду; он не оставит тебя своей милостью.

Обнадёженная духовная дочь просила об отпущении грехов. Если бы всё было так просто! Самое главное только начиналось. Святой отец обязан был пристыдить её, напомнить о позоре, который она навлекла на свою семью, лживо согласившись называть себя колдуньей. Или она не знает, как люди относятся к ведьминой родне? Или ей непонятно, что, идя на казнь, она накладывает на себя руки?

Уж коли она невиновна, ей следует развеять ложь, а способ для этого только один — надо набраться сил и отказаться от показаний.

Вот мы и подошли к единственному расхождению во взглядах, которое можно найти в трёх инструкциях. Лайманн считал, что, хотя при формальном подходе сожжение без вины является самоубийством, можно всё же причастить женщину. Разумеется, надо её стыдить, убеждать снова идти на пытки, но это для вида. Когда выяснится, что новый допрос для неё хуже смерти, исповедник не должен настаивать. Тома Дельбен имел более жёсткую позицию. Он бескомпромиссно доказывал, что в этом случае казнь будет формой самоубийства со всеми вытекающими последствиями. Итак, налицо разноголосица. На практике она наверняка означала, что каждый исповедник поступал в меру своего милосердия. Зато полное единство было достигнуто по другому вопросу — о сообщницах. Духовной особе полагалось со строгостью в голосе спросить, не возвела ли женщина на кого поклёп — ведь опыт подсказывает, что многие из мести или убоявшись пыток называют ведьмами соседок и знакомых которые вовсе непричастны к колдовству. Этот ложный оговор надо опровергнуть во что бы то ни стало! Конечно, судья, следуя укоренившемуся обычаю, не поверит и назначит новую пытку. Но на это надо идти, так как всегда есть маленький шанс, что дело будет пересмотрено. Страх перед болью не должен затмевать долг совести.