Николай Бессонов - Суды над колдовством

Вместо этого её ждал длинный ряд пыток, во время которых ей выдернули все суставы и довели до почти невменяемого состояния. Как палачи ни старались, Анна своим бесконечным терпением отвоевала право на свободу и даже подала жалобу в город Ульм на своих обидчиков. Шёл 1508 год Германия ещё только втягивалась в охоту на ведьм. Что произошло дальше, история умалчивает, но шансы на благополучный исход были выше, нежели столетие спустя — когда единичные процессы сменились форменными облавами (Сперанский, 1906 стр. 12).

В начале XVII века баварские следователи разъехались по деревням и дотошно расспрашивали крестьян, не попался ли кто на заметку. Число «уличённых» росло как на дрожжах. Одна женщина, например, попала в круг подозреваемых из-за странной перемены характера. Прежде она была весёлого нрава, а после сожжения подруги как-то притихла.

При такой психологии следствия поведение толпы, гневно ругающей ведьм, уже не кажется слишком фанатичным. Для каждого зрителя нарочитая жестокость к вероотступницам была ещё и формой самозащиты.

Сожжение девушки во Франции. Гравюра. 1669 г. Фрагмент. Довольно часто художники изображали женщин на костре голыми. Несомненно, это впечатления очевидцев.

Дети колдуньи — маленькие дети — обязаны были смотреть на сожжение матери. Увильнуть от богоугодного зрелища не получалось. Судьи настаивали, чтобы дети были на казни. Смотрите и запоминайте! Если дьявол от вас не отступится, с вами будет то же самое! Реми ввёл обычай раздевать детишек догола и трижды обводить вокруг костра, на котором обугливается их мама. При этом «ведьмино отродье» нещадно секли… Как жалел потом состарившийся судья о своём излишнем гуманизме! На склоне лет он писал, что напрасно щадил малолеток, ибо ведьмы всегда вовлекают отпрысков в колдовство, а дьявол редко оставляет свою добычу (Lea, 1939 стр. 610, 611).

Процессы, в ходе которых были обращены в пепел сотни тысяч женщин, поражают чудовищной несуразицей — совмещением несовместимого.

Каждый, кто хоть раз обжёг палец, согласится, что гибель в огне — самая мучительная смерть, которую только можно себе представить. Тем не менее именно ее — жуткую, дикую казнь — приберегли для слабого пола. Если бы словосочетание «ведьма на костре» не было таким затёртым, мы удивились бы, почему именно нестерпимая боль от языков пламени была избрана европейским правосудием для того, чтобы карать колдовство.

А в самом деле: почему костёр и почему для женщин? Грабителя или разбойника вешали. Матёрому убийце рубили голову. А колдунья ещё должна была заслужить лёгкую казнь покорностью на следствии. О том, как возник обычай карать колдовство огнём, следует рассказать особо.

Хотя чародейство во времена Шпренгера и Инститориса было сравнительно новым преступлением, два инквизитора пытались доказать, что за него казнили издавна. И хотя их доказательства полны натяжек, у читателя должно было создаться впечатление, что уже в стародавние времена чародеев кидали на съедение диким зверям или рвали на куски железными крючьями.

Разумеется, ранним христианам и не снилось так поступать, но что до того двум доминиканцам! Рассказав о «прошлом», монахи роняют фразу, которую можно назвать психологическим ключом ко всему «Молоту ведьм»:

«Теперь они сжигаются, потому что эти преступники женщины (Инститорис, и др., 1932 стр. 93)».

Сам способ казни увязан здесь с полом. Фраза настолько афористична, что в первую секунду её оторопело воспринимаешь как нечто само собой разумеющееся. На такой эффект женоненавистники и рассчитывали. В сущности. «Молот ведьм» — активный поиск союзников. Люди, по замыслу авторов, должны были твёрдо уяснить: женщины — исчадье ада, и умирать им следует в поистине адских мучениях. Шпренгер и Инститорис пришли к парадоксальному выводу: колдуньи погрязли в грехе больше, чем сам дьявол. Сатана, утверждают они, взбунтовался против Господа, когда ещё даже не было такого понятия, как грех. А ведьмы прекрасно знают, что делают. Они грешат, хотя им уже известно, что Бог наказал Сатану. Более того, они заранее знают, какая кара ждёт их самих (Инститорис, и др., 1932 стр. 159).

И всё-таки было бы ошибкой считать, что казнь на костре выдумана специально для ведьм. Священные трибуналы применяли её задолго до того, как началось преследование «колдовской секты». Можно сказать, что сожжение досталось женщинам как бы в наследство от еретиков. В каком-то смысле костры были соломинкой, за которую хваталась католическая Церковь, утопавшая в XIII веке в трясине раздоров. Именно в это страшное для Церкви время было решено запутать отступников от папского престола лютой казнью. В бою все средства хороши. Как знать, возможно, без огненных аутодафе католицизм не устоял бы. И всё же была одна утешительная деталь. С еретиками папский троп воевал, пытаясь сохранить хоть какой-то кодекс воинской чести. Мы помним, что схваченный еретик фактически имел статус военнопленного. Стоило ему отречься от своих «заблуждений», то есть капитулировать, как угроза смерти отступала. Пленных убивать нельзя! Любая порядочная армия содержит пленных под надёжной охраной или отпускает под обещание больше не брать в руки оружия. Именно так папская власть вела себя с еретиками. Тех, кто втянулся в духовную крамолу по недоразумению, отпускали на поруки друзей. Попросивших пощады заточали в монастырскую тюрьму. Сжигали только тех, кто не желал сдаваться ни под каким видом. Считалось (и не без оснований), что эти люди не оставляют Церкви другого выхода. Угроза сожжения использовалась инквизицией как тест на стойкость еретических убеждений. Если даже костёр не мог запугать отступника, значит перед трибуналом стоит непримиримый враг, который при первой же возможности станет вредить Церкви с удвоенной силой.

Сожжение еретиков в силу перечисленных обстоятельств, можно хоть как-то понять — это были разборки между верующими.

Победи другая сторона, и всё повторилось бы с зеркальной точностью. Зато сожжение женщин в ходе ведовских процессов можно, не стесняясь, назвать преступлением Церкви. Это был длинный ряд садистских безжалостных убийств.

Духовные трибуналы как ненужную тряпку отбросили всё своё прежнее джентльменство. Ведьма, в отличие от еретика, военнопленной не считалась. Какой может быть по отношению к ней кодекс чести? Сколько бы она ни молила о пощаде, её всё равно ждала смерть. Шпренгер и Инститорис гневно чеканили: «Позорные дела ведьм превосходят все другие преступления… если даже они раскаются и обратятся к вере, они не заточаются в пожизненную тюрьму, а предаются смерти».