Кристофер Хейг - Елизавета I Английская

Но ключевой тактикой королевы было держаться с большим достоинством, напоминая парламентариям и пэрам, что они ее подданные, а она их богоизбранная королева. Нечего ее запугивать, сказала она им в 1566 г.: «Я ваша королева, помазанница Божья, и насилие никогда не заставит меня что-либо сделать». Елизавета угрожала тем, кто жаловался, и тем, кто их подстрекал, как в 1585 г.: «Они вмешиваются в дела выше их разумения, которые их не касаются, и за это мы призовем к ответу некоторых из них. Как мы понимаем, их поддерживает кое-кто из нашего Совета, мы их переубедим или же выведем некоторых из Совета» [168] Hartley T. E. (ed.) 1981 p. 148; Neale J. E. 1957 p. 69. . Она обращалась, выходя за рамки своего Совета и обсуждаемого вопроса, прямо к членам парламента вообще и к их лояльным избирателям. Иногда, как в 1576 и в 1593 гг., ее выдающиеся парламентские речи не были слышны тем, для кого они на деле предназначалась — задним рядам толпы — поэтому они бывали переписаны и распространены. Она послала копию своей речи на закрытии парламента в 1576 г., которой, по-видимому, гордилась, своему крестному сыну Джону Харингтону, и многочисленные другие копии были распространены при дворе. Тщательно подготовленная риторика не должна была пройти даром. С 1585 г. ее речи намеренно и систематически копировались и широко распространялись, они также печатались в хрониках того времени в отдельных изданиях.

Елизавета старалась снизить давление парламента и путем ограничения обсуждаемых тем. Она пыталась помешать советникам использовать парламент против нее, доказывая, что некоторые вопросы — за пределами его компетенции и могут быть решены только королевой при консультации ее Совета. В 1571 г. в своем ответе на традиционную просьбу спикера о свободе слова в Палате Общин лорд-хранитель Бэкон сообщил: королева «сказала, что было бы лучше, если бы они не вмешивались в дела государства, если только эти дела не выдвигалась на их обсуждение, а занимались бы другими делами, касающимися всего сообщества». Елизавета сформулировала новое различие между «делами государства», высокой политикой, которые парламент должен обсуждать, только если она их попросит, и «делами сообщества», теми общественными и экономическими вопросами, которыми парламент обычно и занимался. Парламент попросили не затрагивать вопросов, решение которых было прерогативой монархини. Лорд-канцлер Бромли попросил Палату Общин в 1581 г. «не заниматься делами ее государства, которые касаются ее прерогатив, а также религией» [169] Hartley T. E. (ed.) 1981 pp. 199, 526. . Практически, Елизавета в ряде случаев пыталась воспрепятствовать обсуждению в парламенте законопроектов — о престолонаследии в 1566 г.; о религии в 1572, 1576, 1581, 1584, 1585, 1589 и 1597 гг.; о королевских финансах в 1589, 1597 и 1601 гг. Существовало еще одно различие, на котором Елизавета настаивала. В 1599 г. Бэкон сказал парламенту: королева даровала им свободу слова при условии, что они «ни по неразумию, ни по беспечности не забудут о своем долге, почтении и послушании своему монарху». Как объяснил сэр Уолтер Майлдмей в 1576 г.: «Нам нельзя забывать о различии между свободой слова и распущенностью в словах, ибо благодаря первой люди могут выражать свое мнение свободно, но с условием, что все говорится к месту, скромно, осторожно и с почтением. Вторая, наоборот, ведет к тому, что все произносится не к месту, необдуманно, высокомерно и непочтительно, не принимая во внимание лицо, время или место». Свобода слова была разрешена, но только если ею пользовались разумно — как лаконично выразился Пакеринг в 1593 г.: «Ее Величество дарует вам свободную, но не распущенную речь; следовательно, это свобода, но с должным ограничением» [170] Hartley T. E. (ed.) 1981 pp. 43, 453; Neale J. E. 1957 p. 249. . Это ограничение на стиль ведения споров вызвало гораздо меньше дебатов, чем ограничение на область дискуссий, и те, кто, как Питер Уэнтуэрт, заходили слишком далеко, подвергались наказанию в Палате. Но, тем не менее, это было важное ограничение, потому что фактически оно лишило парламентариев возможности возражать против прямых королевских указов.

Не во всех случаях, и даже не слишком часто королеве удавалось ограничить парламентские дебаты «безопасными» вопросами. Члены Совета и их агенты заводили членов парламента в области, которые Елизаветой были отмечены как запрещенные, они пытались оказать на нее общественное давление — особенно по поводу престолонаследия, религиозной реформы, Марии Стюарт и внешней политики. Но у нее была возможность заставить быть осторожными всех, кроме самых решительных; она сделала свой гнев орудием любого политического расчета и заставила парламент считаться со своими прерогативами. Как написано в одном дневнике в 1572 г.: «Послание, которое запретило внесение законопроектов насчет религии в Палату, как многим кажется, нарушает свободу Палаты, но по этому поводу никто ничего не сказал» [171] Hartley T. E. (ed.) 1981 p. 331. . В 1601 г., когда члены парламента настроились получить какую-то реформу против монополий, шли долгие дебаты о том, как действовать по делу, так близко затрагивающему монаршую область Елизаветы. Не следует воображать, что парламент нарочно старался бросать вызов полномочиям монархини: скорее, расширяя свои прерогативы вековыми способами, Елизавета расширяла возможность ограничивать дискуссию и избегать конфронтации. Тактическими маневрами, ораторским искусством и редкими уступками Елизавета обычно мешала своему парламенту, руководимому ее Советом, представлять ей законопроекты, против которых она возражала.

И если ее приемы предотвращению не помогали, если нежелательный законопроект представлялся, она всегда могла наложить на него вето. Но парламентский успех Елизаветы измеряется как раз тем, что она редко использовала вето по важным вопросам: ей этого не приходилось делать. За тринадцать сессий на королевское утверждение Елизавете было представлено примерно 506 законопроектов: она пропустила 436 и наложила вето приблизительно на 70 — всего 14 процентов, в среднем 5 за каждую сессию. И какие же законопроекты не прошли? В 1597 г. было отклонено необычно высокое количество законопроектов, 12 из 55. Это были: законопроект о регистрации штрафов в суде по гражданским делам; о запрещении пивоварням использовать больше двух котлов; об изменении порядка наследования земельных участков; о разрешении семье Спенсеров отчуждать земли; о предотвращении двойной оплаты по цеховым книгам; законопроект о борьбе с тайными правонарушениями; о регулировании производства сукна в Эссексе и Суффолке; о разрешении Эдмунду Молиньюксу продать земли, чтобы заплатить долги; об изменении ссуд под залог; о разрешении арендаторам пользоваться землей в случае неуплаты; относительно Гарре де Малина и Джона Хангера, иностранных купцов; о подтверждении купеческого устава в Ньюкасле-на-Тайне. Только один из законопроектов, об арендаторах, затрагивал интересы короны, так почему же пострадали Спенсеры, или пивовары, или эссекские суконщики, или Гарре де Малин?