Домокош Варга - Древний Восток. У начал истории письменности

Были у египтян и священные коровы: Хатор, богиню любви и плодородия, почитали в образе коровы. Бог письма и наук Джехути (Тот) принимал обличие то павиана, то ибиса. Верховного бога Южного Египта, творца-созидателя Хнума, бывшего также и повелителем водопадов, египтяне представляли в образе барана. Спутника и бальзамировщика мертвых, Инпу (по-гречески его имя Анубис), представляли в виде шакала, бога Птаха — в образе человека, а Осириса — в виде ожившей мумии.

Человеческое лицо и львиное тело имел загадочно улыбавшийся Сфинкс, божественный символ достоинства фараона. Его гигантское, высеченное из единой глыбы изображение и сегодня еще лежит около пирамид в Гизе. Когда здесь добывали камень для постройки пирамид, между двумя разработками осталась скала таких размеров, что из нее получилась скульптура длиной в 57 и высотой в 20 метров.

Сфинкс в Гизе — одна из достопримечательностей Древнего Египта.

Он изображен с платком на голове, хотя людей простого звания обычно изображали с непокрытой головой, людей знатных — в париках. Знать, причем не только мужчины, но и женщины, острым кремневым ножом обривала голову наголо. Бороды же брили в большинстве своем даже деревенские бедняки, и если мы видим на каком-нибудь изображении мужчину с окладистой бородой, то это, конечно, может быть египтянин, но всего вероятнее — чужеземец. На изображениях египетских вельмож, в первую очередь фараонов, часто видна треугольная, козлиная бородка, но ее подвязывали для украшения.

Широко было принято подкрашивать глаза, втирая в кожу вокруг них зеленый порошок из размолотого малахита. Но употребляли и черную краску. Малахит защищал глаза от и сейчас еще частых в Египте заразных глазных болезней, но египтяне, конечно, приписывали это не окиси меди, содержащейся в малахите, а чудодейственной мощи камня.

Драгоценные камни, амулеты египтяне носили также для защиты от насылающих порчу сил. Ведь они верили в то, что мир населен добрыми и злыми духами, среди которых нерешительно жался, топтался, спотыкался всю свою земную жизнь человек.

В наиболее тяжелое время, что наступает перед разливом Нила, нагрузил один крестьянин своих ослов деревом, каменной солью, содой, известняком, специями и целебными травами, голубями и прочими птицами, мехом барса и волчьими шкурами и отправился из Соляного оазиса в Египет, чтобы в долине Нила все это выменять на зерно. Жене и детям на пропитание оставил он только две корзины ячменя; из того немногого, что сверх этого было, напекли ему хлеба, наварили пива на дальнюю дорогу. Дорога эта была неизбежной и отправляться нужно было как можно скорее, чтобы не погибнуть с голоду вместе с семьей.

Только вот в пути он задержался, к тому же не по своей воле, а из-за самодурства мелкого местного богача, Джехути-Нехета, которому захотелось заполучить ослов этого крестьянина, и он постелил перед ним на дороге полотнище. Джехути-Нехет знал, что путник попал теперь в ловушку: не может свернуть с дороги ни направо, ни налево, потому что с одной стороны находилось его ячменное поле, а с другой — оросительная канава. Когда путник приблизился к полотнищу, Джехути-Нехет закричал на него: «Не трогайся с места, земледелец! Ты что, хочешь наступить на мою одежду?» А когда тот, за неимением выхода, пошел было по ячменю, закричал снова: «Земледелец, мой ячмень — это для тебя дорога?»

Пока они спорили, один из ослов начал есть ячмень. Только этого и нужно было Джехути-Нехету! Схватил он осла, протестующего крестьянина высек тамарисковым прутом, забрал у него и остальных ослов и не отдал обратно, хотя крестьянин десять дней просил и молил его.

Произошло это в полные смуты времена, наступившие вслед за падением Древнего царства. Что было крестьянину делать? Пошел он жаловаться правителю области. «Великий правитель дома, — приблизился крестьянин к вельможе. — Великий среди великих! Господин всего, что есть и чего нет!»

Рассказывал он, рассказывал о причиненной ему обиде, девять раз ходил он к правителю добиваться правосудия, но все казалось ему, что напрасно. На самом же деле правитель уже с самого начала склонялся на его сторону и втайне позаботился о том, чтобы снабдили крестьянина продовольствием, более того, приказал начальнику крепости в Соляном оазисе помочь семье крестьянина. Но только и дальше позволял крестьянину взывать о помощи, чтобы послушать его красочные речи и, записав их на папирусе, доставить удовольствие фараону.

Не сердило его и то, что смертельно расстроенный крестьянин (в голове которого, как видно, мелькнула мысль и о том, что Джехути-Нехет грабит путников не на свой страх и риск, а в интересах правителя) говорил ему и такие слова: «Господин, жаждущий даров, первый среди тех, кому место в тюрьме, образец для грабителей, обирающих нуждающихся, способный обокрасть и разбойника! Известное дело: ты человек ученый, мастер своего дела, во всем ты совершенен, но ведь не для того, чтобы грабить!.. Для всех ты мерило правды, ты — обманщик всей страны, садовник подлости, поливающий свой сад злодеяниями… Вот, стою я здесь, молю тебя, а ты и не слушаешь!»

Эта история, дошедшая до нас даже на двух свитках папируса, в записи кончается тем, что крестьянин получил обратно не только отобранных у него ослов, но и все имущество Джехути-Нехета и даже его самого в качестве слуги. Но так ли произошло на самом деле? Пока продолжался внутренний распад страны, наверняка редки были случаи, когда грабитель был наказан, а награжден бедный крестьянин. И редко встречался такой правитель, который не грабил и обирал, а шел дорогой справедливости.