Лин Паль - История Империи монголов: До и после Чингисхана

Китайский поход Угедей начал в 1231 году, послав впереди войска отряд Джебе. К этому времени китайцы уже было понадеялись, что варвары отказались от затеи захватить всю Поднебесную. Поход 1231 года неожиданно развеял эту иллюзию: «Огодай-хан сразу же разгромил Китадскую рать и, ломая ее как сухие сучья, перешел через Чабчияльский перевал и разослал в разные стороны отряды для осады различных Китадских городов». Тут случилась, однако, странная болезнь Угедея: у него вдруг отнялся язык. Сразу, по монгольскому обычаю, стали призывать шаманов и ворожей. Поскольку монгольских ворожей не имелось в наличии, призывали китайских, те тут же все объяснили: «Это жестоко неистовствуют духи, владыки Китадских земель и вод, неистовствуют вследствие захвата их людей и жилищ, а, также вследствие разрушения принадлежащих им городов и деревень». Молодцы китайские гадатели! Они не побоялись смерти, чтобы напугать завоевателей!

Угедей тут же велел призвать гадальщиков по внутренностям животных, чтобы найти способ, как умилостивить китайских духов. Гадальщики «пред лагали» духам золото, серебро, скот или деликатесы, но духи стояли крепко: от предложенного они отказались и пообещали продолжить мучительство. Угедей не знал, что и делать.

Тогда гадальщики испросили у духов, не соизволят ли те оставить хана, если им будет в качестве выкупа отдан родственник хана? Очевидно, духи призадумались, потому что в этот момент Угедей открыл глаза и спросил, что говорит гадание.

Гадальщики отвечали: «„Духи, владыки Китадских земель и вод, жестоко неистовствуют вследствие захвата их людей и жилищ. Мы предложили им в качестве выкупа все, что только они могли бы пожелать. Но они соглашаются перестать только за выкуп родным человеком, а иначе угрожают поднять еще более свирепое неистовство. Докладываем об этом на усмотрение его величества“.

Когда они так доложили, государь спросил: „А кто при мне из царевичей?“ Был же при нем Толуй, который и сказал ему: „Блаженной памяти родитель наш, государь, Чингис-хан, выбрав тебя, старший брат мой и царь, выбрав, как выбирают мерина, и, ощупав, как ощупывают барана, тебе лично указал на великий царский престол и на твое величество возложил всенародное бремя. А мне ведь поведено только быть возле хана, старшего брата, чтобы будить его от сна и напоминать позабытое. И если б теперь я не уберег тебя, то кого же стал бы будить от сна и напоминать позабытое. И именно сейчас я заступлю своего брата и государя, когда на самом деле с ним еще ничего не случилось, но все Монголы уже полны сиротской скорби, а китайцы — ликования. Я ломал хребет у тайменя, я сокрушал хребет у осетра. Я побеждал пред лицом твоим, я сражался и за глазами. Высок я станом и красив лицом. Читайте ж, шаманы, свои заклинания, заговаривайте воду!“

Когда он так сказал, шаманы, произнеся заклинания, заговорили воду, а царевич Толуй выпил и говорит, посидев немного молча: „Опьянел я сразу! Побереги же, государь и старший брат мой, побереги до тех пор, пока очнусь я, малых сирот своего младшего брата и вдову его Беруде, побереги до тех пор, пока я не приду в себя. Все, что хотел сказать, я сказал. Опьянел!“ И, проговорив эти слова, он вышел вон.

Дело же обстояло так, что в действительности (кончины Толуя) не доследовало. Вскоре же после того Огодай-хан ниспроверг Алтан-хана и дал ему новую кличку — Сяосы, т. е. половой, прислужник. Набрав золота, серебра, златотканных узорчатых штофов, тканей и товаров, коней и прислуги, поставив всюду разведчиков — алгинчинов и воевод — баскаков-танмачинов, а в столичных городах, Наньгин и Чжунду, поставив даругачинов, Огодай-хан благополучно возвратился на родину и поселился в Хара-хоруме».

Хронист несколько неправ: Толуй умер. Правда, не сразу после того, как Угедей пошел на поправку. В магии тут дело или в чем-то ином, не суть.

Между китайцами согласия не было, это и стало главной причиной, почему поход Угедея оказался удачным. Китайцы очень боялись монголов, но, тем не менее, пытались выставлять против монголов войска. К сожалению, общее несогласие очень мешало успешным военным действиям.

Китайский источник сообщает:

«Монголы дошли до Чжэн-чжэу. Главнокомандующий Ма-бэ-цзянь с жителями города Чжэн-чжэу сдался монголам, а чиновник фан-юй-ши по имени Улинь-да Цзяо-чжу лишился жизни. Корпус генералов Хэда и Пуа, встретившись с монгольским войском при горе Сань-фын-шань, стал выступать вперед, почему монголы несколько отступили. Генералы Чжан-хой и Ань-дэ-му, расположившись на горе, видели, что почти на пространстве двадцати ли монгольского войска стояло до трехсот тысяч. Ань-дэ-му, советуясь с Чжан-хоем, говорил ему: „Если не нападем в сем месте, то какого будем ожидать случая?“ После чего, предводительствуя с лишком десятью тысячами конницы, они спустились с горы, и монгольское войско снова отступило.

Вскоре за сим пошел большой снег, и в продолжении трех дней воины в тумане не видели один другого. В том месте, где находился корпус, было поле, засеянное льном, отчего в грязи повязли люди и скот. Воины во всем наряде неподвижно стояли в снегу, и их копья, обмерзнув льдом, уподоблялись толстым жердям. Тогда как солдаты цзиньского (войска) в продолжении трех дней находились без пищи, подошли свежие монгольские войска, окружили цзиньское войско с четырех сторон и, питаясь печеным мясом, посменно производили стражу.

Наконец, увидев изнеможение цзиньского войска, монголы открыли ему дорогу для побега в Цзюнь-чжэу, но во время побега со свежимы войсками напали на оное с двух сторон. Цзинъское войско пришло в смятение, и топот бегущих был подобен стуку падающей горы. Вскоре после сего исчез туман, и осветило солнце, но из войска цзиньского не осталось уже ни одного человека — все были побиты от монголов. Чжан-хой и Ань-дэ-му, сражаясь на копьях пешими, лишились жизни.

Хэда хотел, спешившись, вступить в сражение, но как не находил уже своего друга Пуа, то вместе с Чэнь-хэ-шаном, Ян-у-янем и с несколькими сотнями всадников убежал в Цзюнь-чжэу. Подкомандные Ян-у-яня генералы Бо-лю-ну и Не-лю-шэн сдались монголам. Пуа бежал в Бянь-цзин, но монголы, преследуя его, захватили в плен. Тулэй, младший брат монгольского императора Тай-цзуна, требовал, чтобы Пуа покорился.

„Япервостепенный вельможа цзиньский, — отвечал Пуа, — умру в пределах своего государства, но никак не соглашусь на подданство“. Засим Пуа был убит.

Монголы, подступив к Цзюнь-чжэу, вне города провели ров и осадили город. Покорившиеся монголам генералы Бо-лю-ну и Не-лю-шэн просили у монгольского главнокомандующего Тулэя войти в Цзюнь-чжэу и склонить к покорности Ян-у-яня. Посему Тулэй, оставив при себе Бо-лю-ну, отправил в город Не-лю-шэна. Не-лю-шэн, увидев Ян-у-яня, говорил ему: „Монгольский главнокомандующий хочет тебя сделать большим чиновником, если ты покоришься „Ян-у-янь, благосклонно разговаривая с Не-лю-шэном, обманывал его. Призвав его к себе, наконец, сказал: "Будучи низкий по происхождению, я получил великие милости в моем государстве. Зачем же ты бесчестишь меня?" Потом, извлекши меч, зарубил Не-лю-шэна.